Вторая мировая война стала поворотным пунктом в истории XX века, поэтому столько копий сломано историками и политологами по поводу этих событий. В последние годы полемика вышла далеко за пределы научных дискуссий, и теперь приходится полемизировать, не только приводя новые красноречивые факты и документы, но и развенчивая саму парадигму, т.е. мировоззренческую раму, логику, в которой западные специалисты исследуют события и свидетельства 1930–1940-х годов.

Теперь в Европе, «вольность, честь и мир» которой искупила вновь наша русская кровь и наша Советская армия, которую встречали в европейских столицах неистовым восторгом, уже называют Советский Союз еще худшим тоталитарным монстром, чем нацистский рейх. СМИ и вовсе, попирая всякий научный подход, тиражируют тезис о тождестве нацизма и коммунизма, чему изумились бы не только западные политологи, но и западные политики времен холодной войны, справедливо полагавшие эти идеи антиподами. Фальсификация истории – замалчивание и извращение важнейших фактов и документов, ключевых событий – происходит у нас на глазах.

Именно с Мюнхенского договора начался передел европейских границ. Пора именно этот момент считать началом гитлеровских завоеваний и поставить вопрос перед историческим сообществом: почему не считаются Второй мировой войной ни оккупация Италией Албании, ни война в Северной Африке, ни масштабная война Японии против Китая, который потерял к моменту нападения Гитлера на Польшу уже много миллионов человек, а они вообще не учитываются в общем количестве потерь Второй мировой войны?

В результате Мюнхенского соглашения западных демократий с нацистской Германией Гитлер объявил ультиматум суверенному государству, ввёл свои войска и отторг сначала часть этого государства, затем полностью его расчленил, насильственными действиями «приняв чешский народ под защиту германской империи». Темы интенсивных секретных переговоров европейских держав свидетельствуют об идущем полным ходом настоящем переделе границ и завоеваниях, о следующих военных демаршах Германии и направлениях захватов новых территорий, вопросах о совместных действиях при нападении Германии на те или иные страны. Причём речь шла в основном о гитлеровской экспансии на востоке Европы.

И это наглядное подтверждение главного смысла Мюнхенского сговора, намеренно развязывавшего руки Берлину именно на Востоке. Этот процесс в Европе, начавшийся с ультиматумов и ввода войск, неизбежно перешёл в кровавую стадию в сентябре 1939 года. Однако захват и раздел Чехословакии неслучайно не трактуется в западной историографии и историческом сознании как начало европейской войны, ибо, признав это, пришлось бы признать ответственность тех держав, что санкционировали передел границ. Поэтому и Чехословакия, захваченная и расчленённая гитлеровской Германией на глазах у всего мира, не считается жертвой гитлеровской агрессии в той мере, в каковой считается Польша.

Все материалы убедительно свидетельствуют, что нападение Гитлера на Польшу, определённое в планах берлинского командования ещё в марте 1939 года, когда СССР вёл интенсивные переговоры с Лондоном и Парижем, а вовсе не с Берлином, было следствием именно Мюнхенского соглашения, запрограммировавшего ход европейских событий, дальнейшие шаги Гитлера на восток, изоляцию Советского Союза. На Западе не любят вспоминать, что их решение вполне официально цинично предписывало жертве не сопротивляться и даже не сметь выводить экономические и производственные активы и мощности! Именно это соглашение не просто разрушило всю послеверсальскую систему международных отношений, но и стало началом захватов и полного передела Европы, которое неизбежно втянуло в кровавую стадию почти всех. Задолго до пакта Молотова–Риббентропа западные страны в Мюнхене перечеркнули систему французских союзов в Восточной Европе, советско-французско-чехословацкие договоры и франко-польский союз, положили конец Малой Антанте. Лига Наций фактически почила в бозе, но главным итогом стало то, что СССР, лишённый инициативы, был почти загнан в геополитический мешок. Очевидно, что именно это и было главной целью Британии.

Когда Берлин уже готовился к входу в Прагу, в Лондоне попытались сохранить лицо, и Британия с Францией впервые обратились к Гитлеру с нотой о предоставлении гарантий послемюнхенской Чехословакии, которую Гитлер бесцеремонно отверг. Для Лондона становилось ясно, что главные события мирового значения перемещаются в Восточную Европу, и это вполне соответствовало британским планам.

Мюнхенский сговор вызвал глубокое разочарование Москвы, где сразу предупреждали и о далеко идущих последствиях концепции Чемберлена, и о гибельности польского демарша, ибо он только способствовал будущему походу Гитлера на Польшу. Документы показывают, что Москва не только не скрывала своих размышлений о возможных для себя путях спасения, но всячески предупреждала своих западных партнёров.

Гитлеровские планы завоевания восточного «жизненного пространства», казалось, полностью ломали англосаксонскую геополитическую доктрину «яруса мелких несамостоятельных восточноевропейских государств между немцами и русскими» от Балтики до Чёрного моря. Однако известно, как Британия и США косвенным образом всемерно подталкивали Гитлера именно на восток. До сих пор тиражируется суждение, что Британия полагала умиротворить Гитлера. Нет! Самое страшное для англосаксов случилось бы, если бы Германия удовлетворилась Мюнхеном и аншлюсом Австрии, которые были приняты «демократическим сообществом». Во-первых, они уже опозорили себя, принеся чехов в жертву своим интересам. Во-вторых, состоялось бы соединение немецкого потенциала в одном государстве, а это была бы ревизия Версаля, причём такая, против которой потом трудно было бы возражать: эти территории не были завоеваниями 1914–1918 годов, но входили в Германию и Австро-Венгрию до Первой мировой войны.

Британия рассчитывала вовсе не умиротворить Гитлера, но соблазнить его продвижением на восток, а не на запад, что отодвигало войну с Англией. И англосаксонский расчёт на необузданность амбиций был точным. Агрессия на восток давала повод вмешаться и при удачном стечении обстоятельств довершить геополитические проекты не только в отношении стран, подвергшихся агрессии, но и всего ареала. Печать и политические круги в Англии открыто обсуждали следующий шаг Гитлера – претензии на Украину.

Мюнхен и позиция «демократических стран» показали бессмысленность для СССР пребывания в фарватере англосаксонской стратегии. Это признал в своём докладе и сам Максим Литвинов, не без оснований считавшийся представителем англосаксонского лобби в СССР. При нём внешняя политика СССР не просто плавно переместилась от рапалльской линии в антигерманский лагерь, что было естественно после прихода Гитлера к власти. СССР вступил в Лигу Наций и начал активно демонстрировать надежду на согласие с Западом в поиске коллективной безопасности. Доклад Литвинова был сделан во время мюнхенского сговора, что было сразу замечено на Западе. «Речь, произнесенная вчера Литвиновым, в основе, мне кажется, признает провал политики коллективной безопасности, которая была в продолжении последних лет основой внешней политики Москвы… Это признание не может не привести к заключению о том, что СССР отклоняет какую бы то ни было ответственность за то, что случится в Европе, и отныне будет руководствоваться исключительно своим собственным интересом и собственными идеалами», – сообщает посол Италии Аугусто Росси осенью ещё 1938 года.

Общее течение политики 1930-х годов достаточно очевидно привело к выделению противоположных интересов: западные державы, среди которых инициатива принадлежала Британии, гитлеровская Германия с другими фашистскими режимами, и СССР. Британия фактически повторила свою стратегию кануна Первой мировой войны и постаралась направить агрессивный потенциал немцев на Россию. Неизбежность полной перекройки Европы становилась явной, и все страны, прежде всего Восточная Европа, искали свой выход из создавшегося положения, размышляли над возможностью использовать в кризисе соперников и над шансами реализовать неосуществлённые ранее исторические планы.

Захват Праги Гитлером и провозглашение марионеточной Словакии, предвоенный политический кризис 14–15 марта 1939 года вроде бы побудили Британию пойти на обещание некоторых гарантий, из которых гарантия Польше потом переросла в соглашение о взаимной помощи. Это понятно, если вспомнить общую стратегию овладения контролем над линией Балтика – Чёрное море. Если бы удалось постепенно через последовательные успехи Германии на востоке Европы отвлечь агрессивные намерения Гитлера от западного направления, стимулировать этими успехами решение Германии сделать бросок в первую очередь на СССР (прибалты приносились при этом в жертву!), то британские гарантии Польше позволили бы Лондону обосновать вход в Восточную Европу «для её защиты» и вывода её в конечном итоге из-под влияния как Германии, так и СССР, истощивших бы друг друга в неимоверной схватке.

Предложение СССР заключить широкое соглашение, объединяющее и Прибалтийские страны, было западными странами отвергнуто. Сами Прибалтийские государства – полуфашистские, давно отказавшиеся от парламентаризма и котировавшиеся в европейском политическом и общественном мнении, почти как гитлеровский режим, и вовсе отрицательно к нему отнеслись. В апреле 1939 года в Германии началась разработка планов военных действий против Польши – операция «Вайс». СССР был об этом прекрасно осведомлён, как и о том, что Гитлер определил крайнюю дату нападения на Польшу – 1 сентября.

Руководство СССР, осведомлённое о всех закулисных переговорах, постепенно приходит к убеждению, что промедление может сделать процесс движения Германии на восток необратимым и очень быстрым. Приостановить Германию тогда могло только широчайшее и очень сильное по взаимным обязательствам всеобщее международное соглашение с гарантиями странам, окружавшим Германию по всем периметрам её границ, и по стратегическим пунктам Европы. В таком соглашении Москве было отказано. Впереди маячила перспектива германского нападения, в ходе которого западные страны наблюдали бы за истреблением России до тех пор, пока «не начались бы изменения структурного порядка».

Советско-германский договор 1939 года действительно изменил очерёдность и «расписание» планируемых Гитлером нападений на менее приемлемое для Запада. Но главное – этот договор, поменяв «всего лишь» «расписание» войны, поменял и послевоенную конфигурацию, сделав невозможным для англосаксов войти в Восточную Европу ни в начале войны, ни после победы. А следовательно, потерпели крах надежды изъять Восточную Европу из орбиты СССР.

Именно поэтому пакт Молотова–Риббентропа – это крупнейший провал английской стратегии за весь ХХ век, и именно поэтому его всегда будут демонизировать.

В грозовой и стремительно меняющейся обстановке лета 1939 года, в условиях, когда пожар войны уже полыхал на трёх континентах, СССР, как любая самодостаточная держава, проводил многовекторную внешнюю политику в поисках оптимального решения обеспечения своей безопасности. Советское руководство и советская дипломатия обеспечили дополнительные два года для подготовки страны к войне. Более того, Москва рассчитывала, что резко активизировавшиеся в августе 1939 годы контакты с Германией послужат толчком к усилению эффективности переговоров с демократическими государствами. Как ни парадоксально это может звучать, но именно договорённости между Москвой и Берлином в августе 1939 года заставили Англию, Францию и США принимать во внимание Советское государство при решении международных вопросов, что увенчалось после вступления СССР в войну формированием антигитлеровской коалиции.

Расширенный вариант материала можно прочитать в издании «Партитура Второй мировой: Кто и когда начал войну?» (М.: Вече. 2009).

Фото: Судетские немцы выламывают чехословацкий пограничный столб. 1938 год

Наталия Нарочницкая,

доктор исторических наук,

президент «Фонда изучения исторической перспективы»

• 80-летие начала Второй мировой войны