Одна из самых скорбных и героических страниц Великой Отечественной войны: 27 января вся страна вспоминает подвиг осаждённого Ленинграда – 75 лет назад с города полностью была снята блокада, которая продолжалась ровно 872 дня.

Каждый из этих дней нёс с собой холод, голод, разрушение и смерть, но вместе с тем демонстрировал несгибаемую волю и мужество простых ленинградцев. А враг, казалось бы, был уверен, что городу подписан смертный приговор.

В начале сентября 1941 года Ленинград подвергся первым ожесточённым бомбёжкам. Артиллерийские обстрелы были регулярными. Советское руководство готовило к взрыву заводы, также затоплению подлежали все корабли Балтийского флота. Активное продвижение с разных направлений немцев и финнов, казалось бы, не оставило сомнений в том, что город будет взят. Как отмечал легендарный полководец Георгий Константинович Жуков, «положение, сложившееся под Ленинградом, Сталин в тот момент оценивал как катастрофическое. Однажды он даже употребил слово „безнадёжное“». 11 сентября 1941 года – в первые дни блокады – именно Жуков назначается командующим Ленинградским фронтом. Он прибывает в город, чтобы навести порядок в армейских рядах. Самыми жёсткими мерами (за самовольное покидание рубежа обороны – расстрел) ему удаётся остановить врага практически на подступах к Ленинграду: линия фронта пролегла всего в 16 километрах от Зимнего дворца – это был водораздел между жизнью и смертью.

Из директивы начальника штаба военно-морских сил Германии № 1601 от 22 сентября 1941 года «Будущее города Петербурга»:

«Фюрер принял решение стереть город Ленинград с лица земли. После поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего населённого пункта не представляет никакого интереса… <…> Предполагается окружить город тесным кольцом и путём обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землёй. Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты, так как проблемы, связанные с пребыванием в городе населения и его продовольственным снабжением, не могут и не должны нами решаться. В этой войне, ведущейся за право на существование, мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части населения».

Самые массированные удары по городу немцы наносили в октябре–ноябре 1941 года. Эти бомбёжки были беспощадными и преследовали одну единственную цель – причинение максимального ущерба. Немцы целенаправленно били по трамвайным остановкам, городским улицам, больницам, в которых заживо горели люди, складам продовольствия. 10 сентября были полностью уничтожены Бадаевские склады, где хранились тысячи тонн продуктов, – по воспоминаниям очевидцев, расплавленный сахар тёк по улицам. И если в первые месяцы блокады в большинстве случаев люди погибали под обстрелами, то уже вскоре в городе, изолированном немцами от всех транспортных связей с остальной страной, начинает господствовать голод – именно он унесёт впоследствии наибольшее количество жизней.

Из дневника жительницы блокадного Ленинграда Елены Скрябиной:

«Смерть хозяйничает в городе. Люди умирают и умирают. Сегодня, когда я проходила по улице, передо мной шёл человек. Он еле передвигал ноги. Обгоняя его, я невольно обратила внимание на жуткое синее лицо. Подумала про себя: наверное, скоро умрёт. Тут действительно можно было сказать, что на лице человека лежала печать смерти. Через несколько шагов я обернулась, остановилась, следила за ним. Он опустился на тумбу, глаза закатились, потом он медленно стал сползать на землю. Когда я подошла к нему, он был уже мёртв. Люди от голода настолько ослабели, что не сопротивляются смерти. Умирают так, как будто засыпают. А окружающие полуживые люди не обращают на них никакого внимания. Смерть стала явлением, наблюдаемым на каждом шагу. К ней привыкли, появилось полное равнодушие: ведь не сегодня – завтра такая участь ожидает каждого. Когда утром выходишь из дому, натыкаешься на трупы, лежащие в подворотне, на улице. Трупы долго лежат, так как некому их убирать. Е.А. Скрябина, суббота, 15 ноября 1941 год».

Ежедневно в Ленинграде умирали по несколько тысяч человек. С каждого метра земли колхозов и совхозов блокадного кольца собирали всё, что хоть как-то могло пригодиться в пищу. Но обеспечить себя продовольствием сам город, конечно, не мог. 20 ноября — мирным жителям и войскам — в очередной раз пришлось сократить нормы выдачи хлеба. Солдаты стали получать 500 граммов в сутки, рабочие — 250 граммов, все остальные — 125 граммов. Рецепт приготовления блокадного хлеба тоже постоянно менялся – в него добавляли практически несъедобные примеси, целлюлозу, из которой подчас блокадный хлеб состоял почти наполовину. Кроме такого «хлеба», люди не ели почти ничего.

«Главное впечатление моего детства — война, блокада. Хорошо помню, как напряжённо смотрела на часы: когда же стрелка наконец дойдёт до нужного деления и можно будет съесть крохотную дольку от пайки хлеба? Такой жёсткий режим устроила нам бабушка — и потому мы выжили. Да, блокадники были очень сосредоточены на себе, и эта созерцательность своего внутреннего состояния и дала нам возможность, во-первых — выжить, во-вторых — всё, всё запомнить. Может быть, когда-нибудь напишу об этом… Вместе с трудным, с очень страшным, в моих детских впечатлениях из тех дней осталось и острое ощущение того, что у нас, блокадников, была особая потребность в улыбке, — видимо, в этом заключалась и какая-то психотерапия, какая-то даже физическая защита…»,

— рассказывала в одном из интервью актриса Алиса Фрейндлих, которая осенью 1941 года пошла в первый класс.

Фактически единственной связью осаждённого города с Большой землей была «Дорога жизни», проходившая по Ладожскому озеру. Под обстрелами противника по ней вывезли более миллиона людей, а в город доставляли провизию и топливо: в период навигации – водным транспортом, в зимнее время — по льду. При этом проезд по скованной льдом Ладоге был связан с ежесекундным риском — за время работы трассы произошло более 350 провалов автомашин.

Из дневников ленинградской школьницы Антонины Григорьевой:

«Вагоны стояли набитыми, как в бочке селедок, слабыми людьми. Это было днем. К ночи нас повезли по лесной узкоколейке, потом посадили на машины и везли по Ладоге. Ехать было страшно, нас обстреливали. Мой брат Женя нам говорит: «Мама, Тося и Коля, закрывайте глаза, чтобы не так было страшно тонуть». Воды на льду было много, машинам ехать трудно, но мы, слава Богу, до берега доехали, после нас еще несколько машин доползли, а потом раздался страшный крик. На берегу была огромная беда — кричали, плакали, что на дно Ладоги ушло семь машин с людьми, а может, и больше».

Несмотря на все усилия, часть измученных голодом людей не могли спасти даже после того, как их удавалось перевезти в тыл — настолько истощён был организм. Среди тех, кого эхо блокады настигло уже на «Большой земле», была и 14-летняя Таня Савичева, которая потеряла в холодном и опустевшем Ленинграде почти всю семью – маму, бабушку, сестру, брата и двух дядей. С самого начала Таня вела свой блокадный дневник, ставший одним из символов Великой Отечественной войны.

Сколько жизней унесла блокада Ленинграда – неизвестно до сих пор. На Нюренбергском процессе фигурировало число — 632 тысячи человек, однако многие историки считают, что жертв было гораздо больше, и называют цифру — 1,5 миллиона. Так или иначе, но подавляющее большинство мирных жителей погибло от голода и болезней, а не от обстрелов. Несмотря ни на что, Ленинград, имевший не только стратегическое, но и особое символическое значение как для родной страны, так и для противника, выстоял. И его образ воспет навеки.

«И не проходят даром эти дни,

Неистребим свинцовый их осадок:

Сама печаль, сама война глядит

Познавшими глазами ленинградок».

(Ольга Берггольц, «Ленинградке», 8 марта 1942 года).

За мужество и героизм, проявленные жителями в страшные дни блокады, Ленинграду было присвоено звание города-героя. В честь полного освобождения от вражеской блокады 27 января в восемь часов вечера разрушенный, изнуренный, но непокоренный город салютовал 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий.

Фото: Жертвы артиллерийского обстрела на проспекте 25-го Октября (Невский пр.). Октябрь 1941 г. © Давид Трахтенберг

• Блокада Ленинграда