События Второй мировой войны постепенно уходят в прошлое, но по-прежнему привлекают к себе внимание во многих странах. Почему не утихает накал страстей и что думают учёные о предвоенном периоде и ключевых событиях, приведших к мировому конфликту? На вопросы Вестника «Воронцово поле» отвечает кандидат исторических наук Сергей Кудряшов.

Уважаемый Сергей Валерьевич, как, на Ваш взгляд, можно объяснить череду событий на Западе, когда Россию отказываются приглашать на празднования юбилейных дат, связанных с историей Второй мировой войны? Создаётся впечатление, что наши зарубежные партнёры даже гордятся этим.

Они опасаются, что лишнее упоминание о вкладе СССР в разгром гитлеровской Германии обернётся на пользу современной России. Плюс – России хотят преподать урок, «наказывая за плохое поведение». Но это позиция слабого. Сильные не боятся истории. Думаю, дело и не в современном руководстве России. В 1994 году, во времена почти повсеместного «торжества» либерализма, президента Б.Н. Ельцина тоже не пригласили на юбилейные торжества в Париж. Западные партнёры тогда также не захотели омрачать праздник лишним «спасибо». в адрес Москвы. Впрочем, к науке это не имеет отношения.

А среди учёных нет подобных предубеждений и разногласий?

Разногласия – нормальное явление в науке. Важно не поддаваться эмоциям и политическим пристрастиям. Любой специалист легко объяснит, что успех высадки союзников во Франции в июне 1944 года был напрямую связан с действиями Красной армии. Она не только связывала сотни немецких дивизий, но в те же сроки начала грандиозную наступательную операцию «Багратион», по масштабам и результатам превосходившую операцию «Оверлорд». Представьте, что было бы с войсками союзников, если бы основные силы вермахта находились во Франции, а не на советско-германском фронте!

Похоже, мир ожидает всплеск страстей в связи с приближающимся 80-летием со дня начала войны. Обвинения в адрес России за разжигание конфликта в августе – сентябре 1939 года легко находят многочисленных сторонников...

Это тоже часть политики – нынешние внутренние проблемы объяснять прошлым поведением Кремля. В исторической науке давно доказано, кто и как готовил войну. Например, немецкие историки детально изучили планы и конкретные действия нацистов по разжиганию европейской войны.

Как тогда объяснить советско-германский договор о ненападении от 23 августа 1939 года?

Договор о ненападении возник не из воздуха. Мюнхенское соглашение 1938 года изменило соотношение сил в пользу Германии. Лидеры Франции и Великобритании сознательно шли на это, полагая, что предотвращают будущую войну. Однако Гитлер останавливаться не собирался. Уже 21 октября 1938 года он подписал директиву для военного командования с требованием подготовить полную ликвидацию чешского государства и оккупацию района Мемеля, находившегося под управлением литовского правительства. 24 октября глава германского МИДа заявил польскому послу в Берлине о «необходимости передать» Данциг (Гданьск) – ещё один вольный город, созданный победителями по итогам Первой мировой. Спровоцировав европейский кризис осенью 1938 года, нацисты стали готовить следующий.

После Мюнхенских соглашений СССР оказался в сложной ситуации. Отстранение его от решения Судетского кризиса Сталин воспринял как ещё одно подтверждение антикоммунизма Запада. Усилия найти общий язык с Францией и Англией, с тем чтобы сдержать Германию, потерпели крах. Как и в случае с генералом Франко в Испании, западные деятели считали достижение компромисса с Гитлером более перспективным подходом, чем договорённости с Москвой. СССР целенаправленно изолировали, с ним демонстративно перестали считаться. Но даже в тех обстоятельствах советское руководство пыталось договориться с англичанами и французами.

Почему же это не удалось?

Всё дело – во взаимном недоверии, пренебрежительном отношении западных экспертов к советским вооружённым силам, в антикоммунизме правящих элит. Англичане несколько раз обсуждали в правительстве возможность соглашения с «русскими», но в марте 1939 года победила точка зрения премьерминистра Н. Чемберлена: коалиция будет создаваться вокруг Польши. При этом британские политики и военные понимали, что не будут за неё сражаться. Той же точки зрения придерживался французский Генштаб. 31 марта Чемберлен с пафосом выступил в парламенте и по радио, заявив о британских гарантиях Польше в случае её конфликта с Третьим рейхом. 4–6 апреля состоялся визит министра иностранных дел Польши Юзефа Бека в Лондон, были сделаны громкие заявления. Эйфория охватила польских лидеров, уверенных, что создаётся барьер против посягательств на целостность и независимость Польши. Но уже тогда раздавались трезвые голоса: без привлечения Красной армии подобные гарантии лишены смысла. Такого мнения придерживался видный британский военный эксперт Лиддел Гарт.

Впрочем, англичане попытались убедить Кремль взять на себя односторонние гарантии: как и французы с англичанами, СССР должен был заявить, что в случае войны он поддержит Польшу, Румынию или прибалтийские страны. «Ну, допустим, – рассуждали в Москве, – мы придём на помощь. Где гарантии, что вы тоже откликнетесь?». В ответ на это лорд Галифакс, министр иностранных дел, говорил: «Что вы! Мы, конечно, вам поможем. Британия не бросит Россию на произвол судьбы». Англичане также считали приемлемым вариантом поддержание «благожелательного советского нейтралитета», когда СССР не ведёт боевых действий на чужих территориях, а снабжает их оружием и сырьём. Подобная риторика Кремль не воодушевляла. В шифртелеграммах, в различных записках Сталин подчёркивал одно слово: «болтовня». Литвинов заявил французскому и британскому послам, что советское правительство уже достаточно поводили за нос. И.М. Майский довёл эту мысль до Галифакса ещё проще: «Советское правительство верит делам, а не словам».

Полпред СССР в Великобритании И.М. Майский

Когда в Берлине приняли решение о войне с Польшей?

Это мы знаем точно. Известия о гарантиях Варшаве со стороны британцев привели фюрера в бешенство. В марте 1939 года он ещё предполагал, что после «урегулирования Данцигского вопроса» Польша будет союзницей Германии в будущей войне с большевизмом. Упрямство поляков и возрастающая неуступчивость Запада делали эту альтернативу малореальной. 3 апреля Гитлер подписывает директиву «Вайс», которая через девять дней превращается в план войны против Польши. Меняется и дипломатическая стратегия: ставится задача изоляции Польши с одновременным давлением на англичан и французов, чтобы те не смогли выполнить заявленные гарантии. Другая цель – нейтрализация потенциального участия СССР в войне на стороне поляков. Окончательная дата нападения была утверждена Гитлером только в конце августа 1939 года.

США в то время уже были самой богатой страной в мире. Влияли ли они на развитие событий в Европе?

Изоляционистски настроенная Америка воевать за интересы Европы не собиралась. Рузвельт действовал осторожно, путём рассылки писем и телеграмм, что не всегда было удачно. Так, 15 апреля 1939 года президент послал телеграмму Гитлеру и Муссолини, которая показала, что в Госдепартаменте не совсем адекватно воспринимали положение дел в Европе. Рузвельт предлагал диктаторам взять на себя обязательства не нападать в течение ближайших десяти лет на 31 независимое государство (они перечислялись). В случае подтверждения американцы заявляли о готовности к обсуждениям, торговле и прочем.

Прочитав текст, Муссолини подумал, что у президента «плохо с головой». Нацисты поступили тоньше. В считанные дни связались с большинством стран из «списка» и потребовали ответа на два вопроса: действительно ли они чувствуют, что им угрожает Германия, и уполномочивали ли они Рузвельта делать такого рода заявления от их лица? Несложно предположить, что ответили немцам… Гитлер сиял от удовольствия. 28 апреля в своей речи в Рейхстаге он под аплодисменты и смех публики поиздевался над Рузвельтом. Фюрер обрушился с критикой на поляков и британцев, торжественно заявив, что денонсировал польско-германский пакт о ненападении от 1934 года и англо-германское соглашение об ограничении военно-морских сил от 1935 года.

32-й президент США Франклин Делано Рузвельт

Насколько адекватно польское руководство оценивало положение дел?

Слово «адекватно» не совсем уместно в отношении поведения тогдашних польских лидеров. Нужны другие эпитеты – самоуверенность, самоуспокоенность, помноженные на поразительную обидчивость и антикоммунизм. До весны 1939 года у польского Генштаба вообще не было планов на случай войны с Германией. После войны стали известны красноречивые высказывания польских лидеров. Например, в мае 1938 года маршал Польши Эдвард Рыдзь-Смиглы объяснял французскому послу: «Если немец остаётся нашим противником, он всё же европеец и человек порядка, в то время как русские для поляков – сила варварская, азиатская, разрушительная и разлагающая стихия, любой контакт с которой обернётся злом, а любой компромисс является самоубийством». Через год, принимая у себя папского нунция, польский министр иностранных дел Юзеф Бек утверждал: «Если британская гарантия Польше – это средство против войны, то союз с Россией – это способ начать войну».

Министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп и министр иностранных дел Польши Юзеф Бек на станции в Варшаве. 25 января 1939 года

Обольщённые британской риторикой, поляки летом 1939 года попросили у англичан заём на 40 лет в размере от 60 до 65 миллионов фунтов стерлингов (в ценах 2019 года это чуть менее 4 миллиардов фунтов). Треть кредита они были готовы «взять золотом». В Лондоне к этому отнеслись отрицательно. Министерство финансов просило кабинет министров довести до сведения Варшавы, что «денег для поляков нет». Британские эксперты подсчитали по валовому продукту и долгам Польши, что максимальная сумма, на которую можно было рассчитывать без угрозы дефолта, не должна превышать 22 миллиона фунтов, но и её они отказывались дать. Окончательное предложение Лондона свелось к 10 миллионам кредита на покупку британских военных товаров. Для получения части кредита наличными от поляков требовали понизить курс злотого. Прижимистость англичан и требование Лондона контролировать расходование средств разочаровывали польских руководителей. И к удивлению Минфина Соединённого королевства, уязвлённые поляки прервали переговоры.

Но как-то польские лидеры должны были обосновывать свою политику...

Торпедируя любые советские попытки улучшить отношения, поляки старались не афишировать ещё один весомый аргумент. Они опасались не только социального или национального взрыва, но и того, что при благоприятных обстоятельствах СССР заберёт назад территории, которые были отторгнуты по Рижскому мирному договору. Вместе с тем польские руководители не раз высказывали мысль, что «Советам всё равно некуда деваться». Поскольку Польша является «подлинной опорой равновесия в Восточной Европе», её уничтожение не в интересах СССР. И в случае германской агрессии поддержка Москвы будет обеспечена. Начальник польского Генерального штаба заявил в начале августа французскому военному атташе, что польский штаб не имеет ни малейшего желания участвовать в московских переговорах. При этом он не исключил возможности получать от «Советов» помощь, но только «после начала военных действий. Тогда они испугаются, и с ними легко будет договориться».

Маршал Польши Эдвард Рыдзь-Смиглы и германский атташе полковник Богислав фон Штудниц на параде «Дня независимости» в Варшаве. 11 ноября 1938 года

Другой аспект связан с тем, что польские руководители (отчасти это относилось и к англичанам с французами) так до конца и не поняли, как искусно нацисты раздували кризис вокруг Данцига и Польши. В июле и августе никто так много не говорил о мире, как Гитлер, повторяя, что его цель – мир и порядок в Европе. Для этого требовалось «лишь» изменить несправедливости Версальской системы. Отказ Варшавы пойти навстречу требованиям Берлина нацисты преподносили как величайшую «несправедливость» по отношению к немцам, раздувая любые факты притеснений немцев в Данциге. Доступные ныне документы свидетельствуют: дело было не в Данциге и неуступчивости поляков. На секретных совещаниях, начиная с конца мая, фюрер говорил, что главное – это «обеспечение жизненного пространства и захват необходимых ресурсов на Востоке»

Неужели информация о готовящемся германском вторжении не доходила до Варшавы?

Адольф Гитлер и Иоахим фон Риббентроп, вернувшийся в Берлин после подписания германо-советского договора о ненападении

Ей отказывались верить. Нацисты умело создавали иллюзию возможности договориться в последний момент. И в такой ситуации польские лидеры, на мой взгляд, проявили верх лицемерия. Публично заявляя о готовности Польши сражаться любой ценой, Бек уполномочил двух польских дипломатов установить тайные контакты с немцами. 27 августа принц Любомирский, советник польского посольства, и генеральный консул в Берлине пришли в офис Риббентропа и попросили советника Петера Кляйста выступить посредником на возможных переговорах, заявив, что Беку нужно время успокоить национальные чувства сограждан. 29 августа у себя в доме Бек провёл совещание, где было решено, что возглавлять переговоры со стороны Польши будет посол Дж. Липски. Бек только настаивал, чтобы «встреча» проходила не в Берлине, не желая уподобиться лидерам других государств, бесславно отказавшихся от национальных интересов, находясь в Берлине. Бек предлагал городок на границе или просто железнодорожный вагон. Инициатива Варшавы была символична, но нацистам уже не интересна. Гитлеру нужна была вся Польша. 30 августа он издаёт приказ о начале боевых действий ранним утром 1 сентября 1939 года.

Служба безопасности СД заранее подготовила несколько провокаций на границе, чтобы обвинить поляков в агрессии и получить видимый предлог для «ответных» действий. По сценарию эсэсовцев, вечером 31 августа после кодовых слов «Бабушка умерла», «поляки» будто бы напали на радиостанцию, таможенный пост и лесное хозяйство, получили отпор, а «вернувшиеся» немецкие полицейские продемонстрировали миру результаты «польского варварства». Для убедительности шесть заключённых концлагеря, переодетых в польскую униформу, расстреляли на таможенном пункте. Там же подбросили труп немца. Это были первые жертвы Второй мировой войны. Подробности провокации стали известны на Нюрнбергском трибунале.

1 сентября 1939 года. Германо-польская граница. Начало Второй мировой войны

Могли ли военные действия развиваться не столь катастрофично для польской армии?

Война началась в 4 часа 45 минут 1 сентября 1939 года. Трём группам немецких армий общей численностью 1516 тысяч человек противостояли 840 тысяч польских военнослужащих. Заблаговременная мобилизация, техническое превосходство, ясно поставленные задачи и элемент неожиданности стали быстро сказываться на ходе войны. Как и предсказывали в июне 1939 года британские и французские штабисты, коллапс наступил быстро. Единственный шанс Польши заключался в военной помощи союзников. Но англичане и не помышляли об этом. В анналы истории вошёл ответ британского военного министра на заседании парламента. На вопрос, почему английским военно-воздушным силам нельзя бомбить военные объекты и заводы Германии, он с изумлением ответил, что подобное невозможно: «там находится частная собственность». Реальную помощь могли оказать французы, но для этого надо было перейти границу с Германией...

Новость о начале войны Германии с Польшей застала лидеров Великобритании и Франции врасплох. Ещё накануне многим чиновникам казалось, что они проявили достаточную твёрдость и посеяли сомнения среди нацистов. Когда же встал вопрос об объявлении войны Германии, французы попытались максимально оттянуть решение, объясняя это положениями конституции – сначала собирается Совет министров, потом парламент, а затем выдвигается ультиматум или объявляется война. Англичане проявляли решительность – сразу предъявить ультиматум, дать не больше 24 часов и в случае отказа объявить войну. Впервые после Мюнхена Чемберлен и Галифакс остались в одиночестве. Большинство членов кабинета высказались против них, требуя не тянуть время. Чемберлен согласился на ультиматум, который в 9 часов утра 3 сентября британский посол вручил Риббентропу. Не получив ответа, британский премьер-министр под всеобщее одобрение ровно в 11 часов объявил войну Германии. Французы сделали это в 17 часов.

После объявления войны и проведения мобилизации французы решились лишь на одну ограниченную операцию в районе Саарбрюккена. В ночь на 7 сентября французские части впервые пересекли германскую границу западнее города. Но уже 12 сентября войска получили приказ прекратить наступление «ввиду быстрого развития событий в Польше». Так закончилась военная помощь главному европейскому союзнику и началась война, превратившаяся в мировой конфликт.

Беседовала Татьяна Филиппова

ВОЗМОЖНО, ВАМ БУДЕТ ИНТЕРЕСНО:

«Большая игра», которой не было. О советско-германских отношениях

«Иного выхода не было». Статья С.Нарышкина в «Российской газете»

Договор о ненападении между Германией и СССР. Взгляд историков

Война на уничтожение. Нацистский террор на оккупированных территориях

• Интервью
• 80-летие начала Второй мировой войны