В эпоху гражданской войны было несколько примеров отступления за кордон больших групп участников антибольшевистской борьбы¹Назовём лишь некоторые эпизоды: отход в Эстонию в ноябре 1919 года частей Северо-Западной армии генерала Юденича; прорыв из Архангельска в норвежский порт Тромсё в феврале 1920-го ледокола «Козьма Минин» и парохода «Ломоносов» с остатками военных и чиновников «Северной области»; беспримерный переход казаков-уральцев во главе с атаманом Толстовым из форта Александровский в Персию весной 1920-го; наконец, отплытие в ноябре 1922-го из Владивостока, последнего оплота белой России, эскадры из 30 кораблей…. Но в ряду этих драматических походов финал крымской эпопеи занимает особое место. Именно ему было суждено стать фактом не только военной, но и культурной, художественной, социально-психологической истории России.

Эвакуация белых из Крыма в ноябре 1920 года стала в исторической памяти определённой части общества архетипом «Русского исхода». Это символическое значение ясно прочитывается в текстах, появившихся уже в начале 1920-х годов – причём как в зарубежной культурной среде, так и в советской. Именно в Советском Союзе рождается одно из самых известных художественных описаний событий – пьеса М.А. Булгакова «Бег» (1926–1928), произведение одновременно эпическое и сатирическое.

Конечно, значение Крымского исхода определялось и масштабом операции (всего с 13 по 16 ноября из Севастополя, Евпатории, Керчи, Феодосии и Ялты вышло 126 судов с более чем 146 тысячами человек на борту²Данные цифры приводил сам П.Н. Врангель, упоминались они и в сводках разведывательного отдела штаба французской эскадры. Цит. по: Ушаков А.И. «Крымская эвакуация. 1920 год». Образовательный портал «Слово». История // https://www.portal-slovo.ru/history/35384.php:), и чёткой организованностью её проведения³В литературе можно встретить разные оценки степени управляемости ситуации в последние дни «врангелиады». Многие современные авторы характеризуют проведённую эвакуацию как «безукоризненную» (формулировка профессора С.В. Волкова). Приведём мнение участника событий, известного крымского политика князя В.А. Оболенского (кадета, критически настроенного по отношению к П.Н. Врангелю): «Конечно, не было полного порядка и при эвакуации Севастополя. Но все-таки приходится удивляться относительной организованности и порядку, каких достиг генерал Врангель при вывозе войск из Севастополя. Не было ничего похожего на те безобразия, какие происходили при эвакуации Новороссийска и Одессы». (паническое бегство вряд ли могло вдохновить на патетические строки!). Печальная и величественная красота Белого исхода не оставила равнодушным даже всю жизнь старавшегося казаться циником Владимира Маяковского. Фигура «Чёрного барона», Петра Николаевича Врангеля, появляющаяся в его «октябрьской поэме» «Хорошо!» (1927) отмечена отблеском некоей мрачной, но подлинной героики (в отличие от откровенно карикатурных образов других «врагов Революции» – Керенского, Милюкова…).

Сам генерал барон Врангель в те осенние дни был проникнут сознанием высокой трагичности наступившего момента. Об этом говорят строки приказа Главнокомандующего от 11 ноября 1920 года. Уход в неизвестность и бесприютность с сохранением мужества в продолжающейся борьбе – лейтмотив этого краткого текста (вообще, приказы и мемуары «Чёрного барона» заставляют предположить в нём определённый дар литератора).

Позже подобная интонация будет звучать во множестве произведений из «белого» лагеря…

Вот несколько строк из заметок военного врача, выдающегося психиатра профессора Н.В. Краинского (1869–1951), по политическим убеждениям – ярого монархиста. Свои впечатления очевидца исторических катаклизмов – «психофильм памяти» – он изложил в конце 1930-х годов в белградской эмиграции:

«Безнадежность оттеняла торжественность момента. Когда мы проходили мимо Графской пристани, картина была одуряющая. Солнце ярко и мягко освещало обреченный город. В красивых контурах и песчано-желтых тонах обрисовывались склоны гор. По ним плавным потоком двигались людские массы по направлению к судам. Весь берег был усеян людьми. Созерцался великий исход Русской армии и уводимых ею беженцев. Враг не надвигался, он сдерживался героическими неравными боями армии.

Незаметно ускоряя ход, мы отдалялись от берега. Все замерло. И в жуткой тишине с палубы сначала мягко и торжественно, потом мощно, широкой волной послышался стройный хор: «Отче наш…»⁴Отплывавшие в изгнание, в большинстве своём православные верующие, ощущали особую, библейскую тональность происходившего. В неизвестность со своей паствой отбывали и церковные иерархи Временного Высшего Церковного Управления, составившие затем ядро епископата Русской Православной Церкви Заграницей. Вместе с воинами и гражданскими беженцами Россию покинула чудотворная покровительница русского воинства – Курская Коренная икона Божией Матери «Знамение», в будущем – главная святыня Русского Зарубежья..

А как же народ, простые современники и участники похода? Об их восприятии происходившего – несколько позже...

Исчезновение в пучине истории «последнего клочка русской земли с человеческим житьём» не могло не восприниматься антибольшевистски настроенной общественностью как катастрофа. Предчувствием грядущей жестокой мести победителей проникнуто визионерское стихотворение Марины Цветаевой «Взятие Крыма», написанное в ноябре 1920-го: «И страшные мне снятся сны / Телега красная, / За ней – согбенные – моей страны / Идут сыны…» Чуть позже потрясающими художественными документами станут «Стихи о терроре» Максимилиана Волошина (1921) и «Солнце мёртвых» Ивана Шмелёва (1923). При этом многие современники не без оснований полагали, что катастрофа «белого дела» – расплата за прежние грехи «образованного общества». Нашедший приют в Париже поэт Дон-Аминадо (Аминодав Шполянский) излил свою горечь в стихотворении «После всего» (1920–1921). В нём он издевательски «советует» либералам – «господам отрицателям, псалмопевцам грядущей республики»:

Однако не этот едкий, желчный тон доминировал при освоении «крымской темы» литераторами Русского зарубежья. В 1920–1930 годы в эмиграции – преимущественно благодаря литераторам, принимавшим участие в «последних боях за Россию» в юном возрасте, – сложился своеобразный мифопоэтический канон описания Исхода. Исследовательница наследия «первой волны» эмиграции Н.Б. Лапаева отмечает, что Крым как символ невосполнимой потери прежней Родины объединяет произведения поэтов с разными эмигрантскими судьбами и порой кардинально отличающихся друг от друга своим умонастроением и мироощущением. Но не только мотив «страшной потери чего-то бесконечно ценного» звучит в «крымской» лирике белого зарубежья, но и тема памяти – того, чего отнять у человека не могут ни враги, ни время.

Хрестоматийными стали строки Николая Туроверова (1899–1972) – его называли «Бояном казачества», но правильнее было бы титуловать этого воина, скитальца и поэта «казачьим Гумилёвым»: «Уходили мы из Крыма / Среди дыма и огня, / Я с кормы всё время мимо / в своего стрелял коня… / Мой денщик стрелял не мимо, / Покраснела чуть вода… / Уходящий берег Крыма / Я запомнил навсегда» («Крым», 1940). Реже воспроизводятся другие стихотворения Туроверова, посвящённые прощанию с Родиной, и очень часто – «маркированные» Крымом: «…И запомнил, и помню доныне / Наш последний российский ночлег, / Эти звёзды приморской пустыни, / Этот синий мерцающий снег… Всё иссякнет – и нежность, и злоба, / Всё забудем, что помнить должны, / И останется с нами до гроба / Только имя забытой страны» («В эту ночь мы ушли от погони…», 1937); «И, прощаясь с Россией навеки, / Я постиг, я запомнил навек / Неподвижность толпы на спардеке, / Эти слёзы у дрогнувших век» («Отплытие», 1928).

«Врангелевцы», выжившие в лихолетьях XX века, продолжали вновь и вновь возвращаться в своей памяти к ноябрьскому Крыму 1920 года. Владимир Смоленский (1901–1961) в 1957 году сложил маленький поэтический шедевр, напоминающий по ритмике народную песнь-причитание:

…Можно назвать ещё немало имён деятелей русской культуры, в творчестве которых так или иначе отражены крымская эпопея и «жизнь после»: Дмитрий Мережковский, Владимир Набоков, Гайто Газданов, Александр Вертинский… Но в заключение вернёмся к свидетельству об отношении к событиям огромной массы «простого народа». Это – отрывок из воспоминаний князя В.А. Оболенского «Крым при Врангеле» (впервые опубликованные за рубежом в 1925 году, они выдержали несколько советских изданий в 1920-е годы):

«Все мы ехали в долгое изгнание... Солдаты были веселы, шутили, балагурили, как дети... Не заметно было ни следа тревоги и заботы о неизвестном будущем... С одним я разговорился. – Слава Богу, покончили с войной, – сказал он весело. – Ну а дальше как же? – А кто его знает. Врангель, видно, куда-нибудь доставит... И то – отдохнуть пора, навоевались досыта. Теперь уже баста... И чем больше я всматривался в окружавших меня солдат, казаков и калмыков, тем яснее понимал их настроение. В нем не было ни отчаяния от понесенного поражения, ни тем более злобы и негодования на вождей за безрезультатно пролитую кровь... Они просто радовались тому, что миновала страдная пора, что больше им не нужно мерзнуть на ночлегах, прикрываясь рваными шинелями, делать утомительные переходы, обматывая тряпьем сбитые и стертые ноги, и вечно рисковать своей жизнью, сражаясь то в рядах красных против белых, то обратно, идя в атаку на своих вчерашних товарищей...»

«Выжить надо, коли Смуте конец»⁵Бородин Л.И. Выжить надо, коли Смуте конец. К празднованию Дня народного единства // Родина. 2005. № 11. С. 103. – в этой фразе из произведения замечательного писателя Леонида Бородина звучит доминанта самосохранения этноса (по обе стороны красно-белого противостояния), которая «включилась» и начала работать после Русского исхода…

При поддержке фонда «История Отечества» вышла в свет книга К.К. Семенова «Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920 –1945 гг.». Публикация приурочена к событиям почти 100-летней давности: 95-летию создания крупнейших воинских эмигрантских организаций – Русского Обще-Воинского союза (РОВС) и Корпуса Императорских армии и флота (КИАФ), а также «великому исходу» Русской армии генерала П.Н. Врангеля из Крыма в 1920 году.

Сложный и противоречивый мир военной эмиграции складывался на протяжении нескольких десятилетий в историческом пространстве первой половины XX века между двумя мировыми войнами. Его формирование было связано с Первой мировой войной, а последующее организационное развитие – с событиями Великой революции. Основу военной эмиграции составили военнопленные Русской императорской армии, оказавшиеся после Первой мировой войны на территориях Германии, Австро-Венгрии и Турции. Чуть позже к ним добавились военнослужащие- «невозвращенцы» из состава Русских экспедиционных корпусов во Франции и Греции. Однако главным ресурсом для организационного становления «военного зарубежья» стала эмиграция частей Белой армии из России в 1919 – 1921 годах. Как отмечает автор книги, только из Крыма было эвакуировано около 250 тысяч человек, из которых примерно 70 тысяч были офицерами.

В 20-е годы ХХ века активизировался процесс образования эмигрантских военных организаций. Наиболее крупным и организационно сплоченным стал Русский Обще-Воинский союз, созданный генералом П.Н. Врангелем в сентябре 1924 года. По данным источников, к концу 1920-х годов РОВС насчитывал в своих рядах 50–60 тысяч человек. Союз объединил многочисленные воинские организации, стоявшие «вне политики», с целью сохранения боеспособности разрозненных частей русской армии на территории зарубежной России. В ноябре 1924 года верховное командование РОВС перешло под юрисдикцию великого князя Николая Николаевича, при этом главное командование и председательство Союза сохранилось за П.Н. Врангелем.

Крупной военной эмигрантской организацией являлся Корпус офицеров Императорской армии и флота, созданный в апреле 1924 года по приказу великого князя Кирилла Владимировича. В январе 1926 года он был преобразован в Корпус Императорских армии и флота, что было вызвано необходимостью включить в состав организации не только офицеров, но и всех служащих военного ведомства (врачей, юристов, сестёр милосердия и т.д.), а также казаков, солдат, добровольцев. Изначально образованная структура брала на себя чисто военные функции, однако с момента принятия Кириллом Владимировичем титула «Императора Всероссийского» 31 августа 1924 года перешла на монархические позиции. Это обстоятельство сыграло решающую роль в расхождении позиций Корпуса Императорских армии и флота с позициями РОВС.

Исследовательский взгляд К.К. Семенова сосредоточен на различных организациях военной эмиграции в период 1920–1945 годов и на судьбах входящих в их состав людей. Территориальные рамки работы ограничены Европейским континентом, поскольку в ту эпоху именно Европа являлась эпицентром важнейших мировых событий. Опираясь на многочисленные исторические источники, автор, наряду с описанием повседневной жизни, рассмотрел организационные преобразования в рядах военной эмиграции, исследовал участие её представителей в локальных европейских конфликтах и в событиях Второй мировой войны.

Монография подготовлена на основе документов Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), Российского государственного военного архива, Архива ГБУК г. Москвы «Дом русского зарубежья им. А.И. Солженицына» и других источников.

Текст: Сергей Илюшин

---

1. Назовём лишь некоторые эпизоды: отход в Эстонию в ноябре 1919 года частей Северо-Западной армии генерала Юденича; прорыв из Архангельска в норвежский порт Тромсё в феврале 1920-го ледокола «Козьма Минин» и парохода «Ломоносов» с остатками военных и чиновников «Северной области»; беспримерный переход казаков-уральцев во главе с атаманом Толстовым из форта Александровский в Персию весной 1920-го; наконец, отплытие в ноябре 1922-го из Владивостока, последнего оплота белой России, эскадры из 30 кораблей…

2. Данные цифры приводил сам П.Н. Врангель, упоминались они и в сводках разведывательного отдела штаба французской эскадры. Цит. по: Ушаков А.И. «Крымская эвакуация. 1920 год». Образовательный портал «Слово». История // https://www.portal-slovo.ru/history/35384.php:

3. В литературе можно встретить разные оценки степени управляемости ситуации в последние дни «врангелиады». Многие современные авторы характеризуют проведённую эвакуацию как «безукоризненную» (формулировка профессора С.В. Волкова). Приведём мнение участника событий, известного крымского политика князя В.А. Оболенского (кадета, критически настроенного по отношению к П.Н. Врангелю): «Конечно, не было полного порядка и при эвакуации Севастополя. Но все-таки приходится удивляться относительной организованности и порядку, каких достиг генерал Врангель при вывозе войск из Севастополя. Не было ничего похожего на те безобразия, какие происходили при эвакуации Новороссийска и Одессы».

4. Отплывавшие в изгнание, в большинстве своём православные верующие, ощущали особую, библейскую тональность происходившего. В неизвестность со своей паствой отбывали и церковные иерархи Временного Высшего Церковного Управления, составившие затем ядро епископата Русской Православной Церкви Заграницей. Вместе с воинами и гражданскими беженцами Россию покинула чудотворная покровительница русского воинства – Курская Коренная икона Божией Матери «Знамение», в будущем – главная святыня Русского Зарубежья.

5. Бородин Л.И. Выжить надо, коли Смуте конец. К празднованию Дня народного единства // Родина. 2005. № 11. С. 103.

ВОЗМОЖНО, ВАМ БУДЕТ ИНТЕРЕСНО:

Великий исход. К 100-летию ухода русской флотилии из Крыма

Движение Сопротивления в Италии в годы Второй мировой войны

Монография «Суд скорый, правый, милостивый и равный для всех»

«Духовно-просветительский центр с храмом-памятником и музеем Гражданской войны»

• Монографии
• 100-летие окончания Гражданской войны в Крыму