Какие события и процессы прочнее всего формируют образ соседа и соседства в историческй жизни народов, государств, культур? Можно ли "работать" с этим образом во имя сохранения мира и развития дружественных, партнерских отношений - вопреки их исторической "нагруженности" памятью о конфликтах и войнах?

А если можно, то как?

На  эту важную в русско-японских отношениях тему размышляет профессор Токийского университета Харуки Вада - ведущий русист Японии, специалист по истории социальных движений. 

Сначала эпохи Мэйдзи вплоть до окончания Второй мировой войны японское правительство рассматривало Россию как потенциального противника, даже тогда, когда состояния войны между двумя странами не было. Под представлением о России как о враге скрывались два значения: во-первых, предпологалось, что Россия угрожает независимости и территориальной целостности Японии, и во-вторых, что Россия препятствует экспансии Японии на азиатском континенте. После Русско-японской войны последнее обстоятельство превалировало. Более того, за исключением битв на Южном Сахалине и на курильских осстровах во время последней, четвертой по счету войны, все боевые действия велись на русской территории или же в Корее, Маньчжурии и Монголии, на землях, захваченных у России в качестве военной добычи   

Как известно, Япония в новейший период сражалась и с Китаем, и с США, тем не менее с Россией она воевала чаще – четыре раза: в 1904–1905 годах в Маньчжурии, в 1918–1922 годах в Сибири, в 1939 году на реке Халхин-Гол и снова в Маньчжурии в 1945-м. С начала эпохи Мэйдзи вплоть до окончания Второй мировой войны японское правительство рассматривало Россию как потенциального противника, даже тогда, когда состояния войны между двумя странами не было. Под представлением о России как о враге скрывались два значения: во-первых, предполагалось, что Россия угрожает независимости и территориальной целостности Японии, и во-вторых, что Россия препятствует экспансии Японии на азиатском континенте. После Русско-японской войны последнее обстоятельство превалировало. Более того, за исключением битв на Южном Сахалине и на Курильских островах во время последней, четвёртой по счёту войны, все боевые действия велись на русской территории или же в Корее, Маньчжурии и Монголии, на землях, захваченных у России в качестве военной добычи.

Согласно установившимся нормам международных отношений, агрессия – это преступление. Однако ныне японцы предпочитают забыть, что Россия считалась врагом оттого, что мешала агрессии Японии в Азии. Большую роль в этом сыграло подчас проявлявшееся увлечение японцами Русско-японской войной. Эти события всегда занимали значительное место в национальном самосознании японского народа. До 1945 года воспоминания о той войне служили краеугольным камнем мифа о непобедимости императорских вооруженных сил. После Второй мировой герои Русско-японской войны были преданы забвению на фоне критики японского милитаризма. Однако в конце 1960-х с появлением ряда литературных произведений, телепрограмм и кинофильмов в Японии вновь возродился, не без воодушевления, интерес к эпохе дальневосточного конфликта 1904–1905 годов.

Сегодня никто не идеализирует интервенцию в Сибири, войну Японии с Китаем или войну на Тихом океане. Но в отличие от этих событий Русско-японская война подчас изображается как справедливая и успешная, вызывая у ряда японцев чувство удовлетворения. Такова наша реальность. Подобные взгляды на ту войну и связанные с ними представления о России как о враге основаны на том, что японцы, воодушевлённые своими успехами в Русско-японской войне, совершенно безразличны к реакции русского народа на эту войну и не задумываются над тем, каково его представление о Японии как о враге. В лучшем случае, они думают, что угрожавший им агрессивный «северный сосед» должным образом был наказан или что «отсталая Россия» была разгромлена «цивилизованной Японией», а потому исход был справедливым.

Но в исторической памяти русского народа со времени поражения в Русско-японской войне осталось чувство унижения, которое смешалось с гневом, в связи с японской интервенцией в Сибири и постоянной угрозой со стороны Квантунской армии в Маньчжурии. Поэтому мы должны признать, что если капитуляция Японии в 1945 году стёрла память о поражении России в 1905-м, то это не так плохо. Сегодня есть немало японцев, испытывающих враждебность к России из-за того, что после войны 600 тысячам японских солдат пришлось провести не один год в сибирском плену, а Южно-Курильские острова, принадлежавшие Японии со времени самого первого русско-японского договора 1855 года, захвачены Советским Союзом. Но поскольку только после вступления СССР в войну с Японией императорское правительство решило принять условия Потсдамской декларации, можно понять, что всё это часть той жертвы, которую пришлось принести во имя превращения Японии в демократическое миролюбивое государство.

Японцам не следует продолжать радоваться былой победе в Русско-японской войне. Ведь восторги в Японии по этому поводу будут в ответ вызывать у русских неизбежную реакцию. Надо помнить ещё и о том, что помимо русских и японцев в драму войны были вовлечены корейцы. Русско-японская война началась с боёв в Корее. Образ «Россия как враг» должен быть подвергнут критическому пересмотру. Я полагаю, что это неизбежно.

Было время, когда образ России – учителя оказал некоторое влияние на судьбу японской нации. Об этом стоит помнить с благодарностью. Представление же о России как о враге, обусловленное воспоминаниями о Русско-японской войне, следует подвергнуть критике. Формированию у японцев иного образа России, на мой взгляд, может способствовать унаследованное от прошлого представление о ней как о «собрате по страданиям». Ведь в современном мире обе наши страны подвержены общим угрозам, нависшим над человечеством. Исходя из этого представления о России, мы должны создать её новый образ «Россия – сосед».

Харуки Вада,
профессор Токийского университета, учёный-русист, специалист по истории социальных движений