На фото: Гарри Трумэн (второй справа) и Уинстон Черчилль (слева) на задней платформе специального поезда Балтимор – Огайо на пути в Фултон. 4 марта 1946 года.

Пожалуй, ни одна из политических речей в XX веке не привлекала к себе такого внимания современников, а потом и историков, как фултонская речь Уинстона Черчилля, произнесённая семьдесят пять лет назад.

Приглашение от Вестминстерского колледжа из городка Фултон в штате Миссури с просьбой посетить его для вручения почётного диплома британский экс-премьер-министр получил ещё в августе 1945 года. Причём с припиской президента США Гарри Трумэна:

«Это замечательная школа в моём родном штате. Надеюсь, Вы сможете это сделать. Я сам Вас представлю».

3 марта 1946 года Черчилль прибыл в Вашингтон, чтобы оттуда на президентском поезде отправиться вместе с Трумэном в Фултон.

Многочисленные источники свидетельствуют о том, что фултонская речь Черчилля была детально согласована с руководством США и при этом американцы, по свидетельству её автора, не исправили в ней ни единого слова, хотя имели к этому все возможности. «Зеленый свет» со стороны Белого дома был, разумеется, не случаен. Трумэн умел рассчитывать свои шаги не только в покере (в который они с Черчиллем играли в поезде) и хорошо понимал, во что выльется затеваемый в Фултоне спектакль с его участием. Несмотря на предупреждения своих советников Дж. Дэвиса и Р. Ханнегана, что Черчилль может «зайти далеко» и «связать его своей речью», Трумэн усиленно демонстрировал свою близость к экс-премьеру и создавал рекламу его выступлению.

«Все данные ясно говорят о том, – пишет исследовавший этот вопрос американский историк Ф. Хэрбэт, – что Трумэн выдал Черчиллю лицензию на публичную апологетику, причем – в узаконивающем собственном присутствии – тесного и глобального военного союза между Англией и Америкой, единственной целью которого могло быть сдерживание советской мощи вплоть до её последующего уничтожения»¹ Harbutt F. The Iron Curtain. Churchill, America and the Origins of the Cold War. N.Y. – Oxford, 1986. Р.162..

Мотивы этого «лицензирования» вполне объяснимы. В обстановке начавшейся перестройки своей политики Трумэну было крайне важно прозондировать реакцию на неё со стороны СССР уже на ранней стадии. Не случайно именно 5 марта – как бы в аккомпанемент черчиллевскому предупреждению в адрес СССР – Белый дом предпринял серию новых наступательных шагов. Вашингтон потребовал от Москвы предоставить все копии экономических соглашений СССР со странами Восточной Европы, заявил протест против советского экономического вмешательства в Маньчжурии, потребовал объяснений причин задержки советских войск в Иране. 6 марта было объявлено об отправке в Стамбул тяжелого американского линкора «Миссури» под предлогом возвращения тела скончавшегося в США турецкого посла, а на самом деле – для демонстрации поддержки Турции в трудный для нее момент противостояния советским требованиям в вопросе о Черноморских проливах и территориальных претензиях по Карсу и Ардагану. В печати поползли питаемые правительственными «утечками» тревожные слухи о планах атомных бомбардировок бакинских нефтяных месторождений в случае выдвижения Красной армии к границе с Турцией²Documentary History of the Truman Presidency. Vol.14. Washington, 1996. Р. 1–2..

Британская и американская дипломатия развернула широкую кампанию давления на СССР в иранском вопросе. В то время вМоскве шли трудные переговоры с правительственной делегацией Ирана по поводу предоставления Советскому Союзу нефтяной концессии, и Сталин задерживал вывод советских войск из Ирана до разрешения этого вопроса. США и Великобритания впервые использовали трибуну Совета Безопасности ООН для раздувания иранского кризиса и дипломатической изоляции СССР. Не менее важно для Трумэна было прощупать и настроения американской общественности. С помощью популярного в Америке Черчилля можно было склонить общественное мнение к осознанию необходимости активно противодействовать «советской угрозе». В этом плане для Трумэна фултонская речь стала «частью стратегии его администрации по переориентации американского общественного мнения в русло «жесткой политики» в отношении СССР»³Bernstein B. Containment // Encyclopedia of American Foreign Policy. Ed.by A. De Conde, vol.1. N.Y., 1978. Р.19..

Как и предвидел хозяин Белого дома, речь Черчилля наделала немало шума по обе стороны Атлантики. Однако публичная реакция в США, Западной Европе и в самой Англии оказалась противоречивой, отражая неготовность западной общественности сразу пойти так далеко в англоамериканском противодействии СССР, как предлагал Черчилль. Последние рузвельтовские либералы в администрации (Г. Уоллес, Г. Икес и некоторые другие) были шокированы откровениями экспремьера и их молчаливой поддержкой Трумэном. Особенно много возражений в США вызвала идея создания англо-американского военного союза, грозившего втянуть Америку в чужие конфликты.

Черчилль остался доволен своим выступлением, назвав его «самой важной речью моей карьеры». Он знал, что, несмотря на критику широкой общественности, его призыв был воспринят главным адресатом.

Основной эффект фултонской речи состоял в воздействии на общественное мнение США – она помогла поставить тему «советской угрозы» на первый план и заложить социально-психологические основы холодной войны. Сам Черчилль в отчете о поездке для британского Кабинета с удовлетворением писал:

«Я убежден, что определенная демонстрация мощи и силовое сопротивление необходимы для достижения приемлемого урегулирования с Россией. Предсказываю, что в ближайшем будущем к этому сведется и преобладающее мнение в Соединенных Штатах»⁴Gilbert M. Never Despair. Winston Churchill, 1945–1965. London, 1988. P. 205..

Так оно и получилось. Уже через месяц после Фултона, согласно опросам, доля сторонников англо-американского союза, к которому призывал Черчилль, выросла почти вдвое (до 85%), а доля осуждавших «поведение русских» возросла до 71%. Самое развернутое (и гораздо менее известное) выступление после Фултона Черчилль сделал во время торжественного ужина в его честь, устроенного ньюйоркскими властями и городской знатью 15 марта в фешенебельном отеле «Вальдорф Астория». Оно не предназначалось для широкой публики, но его отзвуки быстро разошлись далеко за пределы Пятой авеню, где располагалась эта гостиница. Британское посольство уже на следующий день переправило текст выступления в Лондон. Напомним: за десять дней после речи в Фултоне обстановка внутри США и в мире в целом заметно изменилась. Белый дом усилил нажим на СССР сразу по нескольким направлениям. К этому времени достигла своего апогея и пропагандистская кампания вокруг фултонской речи в Советском Союзе.

Центральные газеты опубликовали основное содержание речи с критическими комментариями; академик Е.В. Тарле по личному указанию Сталина написал развернутую статью на эту тему в «Известиях», а 14 марта сам «Хозяин» ответил на вопросы «Правды» длинным интервью, в котором обрушился на Черчилля как «поджигателя войны», призывавшего к новому «крестовому походу» против СССР и установлению мирового господства англо-американской расы.

Ведущие западные газеты сообщили об этом интервью уже на следующее утро, так что у Черчилля была возможность среагировать на выпад своего недавнего «товарища по оружию» в своей вечерней речи в «Вальдорф Астории». При том что сталинские выволочки были для Черчилля привычным делом со времени их переписки в годы войны, он, видимо, не ожидал столь резкого ответа, но постарался воспринять его философски. В своем кругу он говорил, что такое внимание ему даже «льстит»…⁵5 Gilbert M. Never Despair. Winston Churchill, 1945–1965. Р.213..

В этой речи Черчилля есть несколько любопытных моментов. В ещё большей степени, чем в Фултоне, он отделяет советский народ от «кучки» его лидеров, в которых видит главное препятствие на пути к «урегулированию с Россией», отдавая при этом должное их незаурядным качествам. Примечательны и его оценка «приобретений» СССР в ходе Второй мировой войны, и явное принижение вклада Советского Союза в разгром Японии. Заявление англичанина по иранскому и турецкому вопросам фактически прозвучало вежливым ультиматумом советскому руководству, приглашением к отступлению от своих позиций перед лицом совместного англо-американского отпора. Зловещий оттенок речи придает пассаж, в котором Черчилль фактически ставит американцев перед выбором – союз с Британской империей сейчас для предотвращения дальнейшей «советской агрессии» либо тот же союз в ответ на уже начавшуюся войну, как пять лет назад в отношении стран «оси».

Психологический эффект выступлений Черчилля в США не ограничился англо-американским миром. В Кремле слова экс-премьера были восприняты как серьёзная угроза. Его призыв к сплочению англоязычного мира обозначал тревожную перспективу появления англо-американского блока против СССР. Соединение же американской военно-экономической мощи и атомного оружия с глобальной стратегической инфраструктурой Британской империи было чревато для Советской страны самыми серьезными последствиями. Не случайно Сталин в дипломатической и пропагандистской реакции на речь пытался противодействовать этому сближению, направив огонь критики против «Черчилля и его друзей» и отделив их от правительства США. Впрочем, сами по себе американские «откровения» Черчилля вряд ли явились для Сталина сюрпризом. Они лишь подтверждали его устойчивую оценку Черчилля как неискоренимого врага СССР, наступившего на горло своей антисоветской песне только перед лицом общей смертельной угрозы со стороны нацизма.

Имеется в виду новая граница между СССР и Польшей, проведенная примерно по «линии Керзона», предложенной англичанами еще в 1918 году.

Однако выступления Черчилля Сталин мастерски использовал, выстраивая стратегию мобилизации советского народа на новые свершения и жертвы для укрепления державной мощи СССР в борьбе с империалистическим Западом. Они помогли воскресить подзабытый за годы войны образ врага, а угроза новой войны обрела реальное, узнаваемое лицо, зовя к боеготовности и бдительности. Как показывают документы советских партийных архивов, именно после марта 1946 года советская пропаганда перестраивается на воинственный антизападный лад. Брошенный вызов Сталин не мог не принять. Созданная им система была ещё слишком сильна, чтобы капитулировать.

Владимир Печатнов,
доктор исторических наук, МГИМО

ВОЗМОЖНО, ВАМ БУДЕТ ИНТЕРЕСНО:

Фултонская речь Уинстона Черчилля в Вестминстерском колледже

«Возможна, желательна и необходима» Российская Федерация в проекте барона Корфа

1921: Время собирать камни. От разрушения к созиданию

• Советский Союз в годы «холодной войны»