В дни Февральской революции Михаил Владимирович Родзянко был самым известным человеком в России: Его имя стало символом свободы. Да и сам председатель Государственной думы считал себя главной политической звездой страны. Однако после отречения великого князя Михаила Александровича, в котором тот сыграл ключевую роль, его блестящая карьера на удивление быстро сошла на нет...

Михаил Владимирович Родзянко родился в 1859 г. в родовом поместье своего отца – отставного полковника, а впоследствии генерал-лейтенанта и помощника начальника Отдельного корпуса жандармов. Мать будущего председателя Государственной думы служила фрейлиной императрицы Александры Федоровны – супруги Николая I. Семья Родзянко владела огромным поместьем в Екатерино­славской губернии (нынешняя Днепропетровская область Украины). У Михаила Владимировича было двое старших братьев, сделавших военную и придворную карьеру, и сестра, также фрейлина высочайшего двора. Михаил окончил элитный пажеский корпус, поступил в Кавалергардский полк, но вскоре вышел в отставку. Женился будущий председатель Думы на дочери обер-гофмейстера князя Голицына и впоследствии воспитал троих сыновей. Вернувшись в родную Екатеринославскую губернию, Родзянко был избран уездным предводителем дворянства, а затем и председателем губернской земской управы. В результате он дослужился до чина действительного статского советника, что приравнивалось к званию генерал-майора. Кроме того, он получил придворный чин камергера. Жизнь удалась.

Никакой политической карьеры положение и связи Родзянко, казалось бы, не предвещали. Однако Первая русская революция 1905–1907 гг. сильно повлияла на жизненный путь Михаила Владимировича. Размашистая натура увлекла его в партийную борьбу. В 1905 г. он принял участие в создании умеренно-либеральной партии «Союз 17 октября». В партии Родзянко занял позицию на правом, консервативном фланге. Екатеринославское земство избрало его в Государственный совет, затем Родзянко был избран в III Государственную думу. Именно здесь он и смог по-настоящему развернуться. Октябристы стали основной опорой нового премьера Петра Столыпина в Думе. Старые семейные связи очень помогли Михаилу Владимировичу: семьи Родзянко и Столыпиных давно дружили. После того как председатель октябристской фракции Александр Гучков стал председателем Думы, Родзянко сменил его на посту фракционного лидера. В марте 1911 г. произошла рокировка – они поменялись должностями. Левые октябристы голосовать за Родзянко не хотели, считая его слишком близким к власти. Однако судьбе было угодно, чтобы тот возглавлял Думу вплоть до судьбоносного 1917 г.

Будучи избран председателем, Михаил Родзянко сразу поразил депутатов весьма внушительным заявлением: «Я верил и верю в жизненную мощь и государственную важность для нашей Родины представительного строя, дарованного Святой Руси непреклонной волей и мудростью нашего великого государя». Впоследствии поведение Родзянко часто расценивалось современниками как неоправданно амбициозное и даже вздорное. По словам октябриста Никанора Савича, Михаил Владимирович «усвоил себе манеру говорить от имени Думы». В результате «постепенно он начал привыкать к мысли, что – “Государственная дума – это я, Родзянко”». Такое поведение удачно сочеталось с высокой грузной фигурой и громовым голосом, за которые председатель Государственной думы был прозван «самоваром» и «барабаном». Служащий думского секретариата Яков Глинка вспоминал, что председатель любил заявлять: «Позвольте, я вторая особа в империи!» – и требовал, чтобы городовые на улице отдавали ему честь. Тем не менее, борясь за личный статус, председатель Думы отстаивал и значение парламента, что не могло не импонировать депутатам. Кроме того, он мог прямо говорить монарху обо всем, что считал нужным. В 1912 г. в ходе очередных думских выборов Родзянко был переизбран председателем.

С началом мощной кампании в печати, направленной против Григория Распутина, Родзянко попытался убедить Николая II в необходимости избавиться от «старца». Царь поручил ему навести справки о поведении Распутина, проверить ходившие слухи о многочисленных скандалах, связанных с его именем. Поручение было доверительным, но вскоре о нем узнал весь Петербург. После этого монарх перестал воспринимать Родзянко серьезно, называя речи председателя палаты вздором. Это не помешало Михаилу Владимировичу лично изгнать Распутина, приглашенного на торжественную службу в связи с 300-летним юбилеем дома Романовых, из Казанского собора.

Родзянко выступал за резкую активизацию русской внешней политики. Он предлагал использовать внутренний кризис в Турции, вмешаться в события на Балканах, попытаться захватить Босфор и Дарданеллы. Перспектива войны с Германией и Австро-Венгрией не страшила думского председателя. Однако с началом военных неудач в 1915 г. Родзянко включился в кампанию по изменению политического строя империи. Сам он позднее объяснял это так: «Измена чувствовалась во всем, и ничем иным нельзя было объяснить невероятные события, происходившие у всех на глазах». Родзянко требовал отставки неугодных либеральной общественности министров. Когда император принял решение возглавить армию, Родзянко написал ему довольно эмоциональное письмо, в котором прямо утверждал, что этот шаг внушен царю окружающими его «немцами». Добившись аудиенции, думский председатель заявил Николаю II, что «вопрос идет о будущности России и династии, что царь – наша последняя ставка, что армия положит оружие, что в стране неминуем взрыв негодования». В тот же день он прибыл в Совет министров и, не добившись поддержки своей позиции, крикнул премьеру Горемыкину: «Я начинаю верить тем, кто говорит, что у России нет правительства!» С этими словами он бросился к двери.

Считая необходимым создание правительства «общественного доверия», председатель Думы ревниво относился к политическим конкурентам. «Имя Гучкова всплывает решительно на все роли. Это приводит в содрогание Родзянку, он боится его конкуренции и говорит про него гадости – даже предполагает возможность с его помощью переворота», – отмечал в своем дневнике Я. Глинка. Точно так же Михаил Владимирович опасался главы Всероссийского земского союза князя Георгия Львова. Сотрудник и одновременно секретарь Родзянко Григорий Алексеев писал жене: «Родзянко очень не любит и боится нашего Союза, в особенности же его пугает тот колоссальный престиж, которым пользуется наш князь. Сейчас князь Львов – некоронованный король всех общественных организаций; Родзянко же сам хочет играть первую скрипку, считая, что председатель Государственной думы – глава и руководитель общественных сил; поэтому он везде и всюду интригует против нас».

В случае создания Общественного кабинета министров Родзянко рассматривался как один из возможных кандидатов на пост премьер-министра. Сам думский председатель уже подбирал себе команду и предложил Глинке пост управляющего делами Совета министров. От предложения тот отказался: «Я не желаю вместе с вами через самое короткое время кувырк­нуться!» Тем не менее своего заместителя Александра Протопопова Родзянко рекомендовал Николаю II на пост министра торговли и промышленности. Однако, когда Протопопов в сентябре 1916 г. без согласования с Думой был назначен министром внутренних дел, парламентарии восприняли это как политическую измену и провокацию.  Родзянко демонстративно порвал с Протопоповым и позднее прямо заявлял монарху, что новый министр планирует заключить с Германией сепаратный мир. 10 февраля 1917 г. Родзянко был в последний раз на приеме у Николая II, которому он безуспешно доказывал необходимость дарования «министерства доверия» под угрозой скорой революции.

Михаил Владимирович сыграл одну из ключевых ролей в событиях Февральской революции 1917 г. Ему удалось убедить генералитет в том, что возглавляемый им Временный комитет Государственной думы взял под контроль столицу и восстановил должный порядок, хотя эта картина была далека от реальности. С другой стороны, сообщая о взятии восставшими солдатами Царского Села, где находилась императрица и царские дети, Родзянко мог настаивать на необходимости срочных политических уступок со стороны Николая II – вплоть до отречения. В тот день Родзянко говорил: «Если бы сказали два дня тому назад, что я выслушаю это требование и не только не буду против него возражать, но признаю, что иного исхода нет, что эта самая рука будет писать отречение Николая II, два дня тому назад я назвал бы безумцем того, кто бы это сказал, и себя считал бы сумасшедшим. Но сегодня я ничего не могу возразить. Да, Учредительное собрание на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования». 3 марта именно к Родзянко обратился за советом великий князь Михаил Александрович, выбирая окончательное решение о принятии верховной власти. Родзянко не смог гарантировать великому князю нужную политическую поддержку, что и предопределило окончательную победу революции.

С наступлением новой эпохи Ми­хаил Владимирович вдруг оказался ни­кому не нужен. После событий 3 марта Временное правительство предпочло забыть о существовании Государственной думы, резонно считая ее обломком прежнего строя. Тем не менее сам Родзянко, купавшийся в лучах славы, был свято убежден, что Дума и ее Временный комитет сохраняют свою власть. Комитет он упорно именовал «Верховным советом». Он выступал за возобновление парламентской сессии, но не получил никакой поддержки. Летом 1917 г. вместе с Гучковым Родзянко основал Либерально-республиканскую партию, которая, впрочем, не имела успеха.

После взятия власти большевиками Михаил Владимирович поспешил перебраться на Дон и присоединился к Добровольческой армии. Правительству Деникина он безуспешно пытался внушить мысль о необходимости воссоздания Государственной думы, однако ни сама Дума, ни ее бывший председатель никаким авторитетом в Белом движении не пользовались. Оказавшись в эмиграции, Родзянко поселился в Югославии, терпел нужду и больше не принимал никакого участия в политической деятельности. И правые, и левые эмигрантские круги относились к его политическим заслугам откровенно критически. Единственным делом стало написание мемуаров, в которых слишком явственно проступало самооправдание.

Кончина бывшего председателя Государственной думы и революционного вождя 24 января 1924 г. осталась практически незамеченной. В те дни в России и в эмиграции общее внимание привлекла смерть совсем иного председателя и вождя – Владимира Ульянова (Ленина).

Федор Гайда,
кандидат исторических наук