Проект В. Никонова "Двадцать восемь мгновений весны 1945-го". Пражское восстание

Проект В. Никонова "Двадцать восемь мгновений весны 1945-го". Пражское восстание

Мгновение 24. 5 мая. Суббота. Пражское восстание. Пятого мая советский Генеральный штаб получил неожиданное сообщение. Читаем у Сергея Матвеевича Штеменко: бригадный генерал Гелиодор Пика, возглавлявший чехословацкую военную миссию в Советском Союзе, доложил, что «5 мая в 12 часов в Праге начато восстание против немецких оккупантов. Патриоты завладели радиостанциями и призвали чехословацких солдат, полицию и население города к вооруженному выступлению. В 12 часов 30 минут в Праге развевались чехословацкие, советские и союзные флаги. Немецкие надписи и вывески срывались и заклеивались. Патриоты захватили немецкое вооружение, пулеметы и несколько пушек. Выходы из Праги были перекрыты.

Пика сообщил далее, что восстанием руководит чешская Народная Рада. Она передала по радио воззвание к чешскому народу и вслед за ним ультиматум германским войскам с предложением сдаться… По сведениям Пики, немецкий гарнизон в Праге был изолирован в разных местах города и вел боевые действия против повстанцев».

Ряд стратегически важных объектов столицы Чехословакии 5-6 мая фактически оказался в руках восставших. Но в Праге стоял сорокатысячный германский гарнизон, который вовсе не сложил оружия. Вечером 5 мая командующий группой армий «Центр» Шёрнер отдал приказ: «Восстание в Праге должно быть подавлено любыми средствами».

В Москве приняли решение форсировать проведение Пражской операции. «5 мая Ставке стало известно о восстании чехов в Праге и боях с немецкими войсками, - писал маршал Жуков. - Ставка приказала 1, 2 и 4-му Украинским фронтам ускорить движение наших войск в район Праги».

Одновременно начальник Генштаба генерал армии Антонов поспешил заверить Эйзенхауэра, что Красная Армия не нуждалась в американской помощи для освобождения Праги. Конев сформулировал это так: «Антонов от имени советского Верховного главнокомандования направил… 5 мая генералу Эйзенхауэру ответ, в котором просил его во избежание возможного перемешивания войск не продвигать союзные войска в Чехословакии к востоку от первоначально намеченной линии. После обмена этими письмами американские войска приостановили наступление в глубь Чехословакии на той линии, которая была оговорена с самого начала».

Такую позицию советского командования подтвердил и сам маршал Конев американскому генералу Брэдли, когда они впервые встретились.

Это произошло на командном пункте Конева в 40 км северо-восточнее Торгау.

«Брэдли прибыл со свитой генералов и офицеров и огромным количеством корреспондентов и фоторепортеров, я бы даже сказал, с чрезмерным… В тот день, 5 мая 1945 года, встреча двух командующих – американского и советского – происходила в атмосфере прямодушия и откровенности…

Брэдли коротко пояснил, где и какие его части вышли на условленную линию соприкосновения с нами. Затем спросил меня, как мы намерены брать Прагу и не следует ли американцам помочь нам в этом деле… Я сказал Брэдли, что необходимости в такой помощи нет и что любое продвижение американских войск дальше к востоку от ранее обусловленной демаркационной линии может внести только путаницу, вызвав перемешивание войск, а это нежелательно, и просил этого не делать. Брэдли согласился со мной и сказал, что подчиненные ему войска будут и впредь соблюдать установленную линию соприкосновения».

Штеменко дополнял: «Кроме того, командующий фронтом знал, что немцы хитрят и, несомненно, используют продвижение американцев вперед, чтобы увести свои тылы и войска из-под ударов Красной Армии в расположение союзников. Поэтому И.С. Конев, поблагодарив американцев за предложение, сослался на разграничительную линию и заверил Брэдли, что группировка гитлеровских войск будет разгромлена силами советских войск».

«После первых, официальных тостов за столом возникла дружеская беседа, прерываемая… локальными тостами в честь представителей наших и американских штабов, командующих армиями, представителей различных родов войск, - продолжал рассказ Конев. - …Кончился обед, и я предложил Брэдли и его спутникам послушать концерт ансамбля песни и пляски 1-го Украинского фронта… Брэдли поблагодарил за концерт и после окончания объявил о решении правительства Соединенных Штатов наградить меня… высшим американским орденом. Он тут же вручил мне этот орден…

Я знал, что Брэдли собирается подарить мне на память "виллис", доставленный прямо из его ставки на самолете. Со своей стороны я тоже приготовил ему личный подарок: строевого коня, который следовал за мной всюду с лета 1943 года, когда я вступил в командование Степным фронтом. Это был красивый, хорошо выезженный донской жеребец. Я и подарил его со всей экипировкой генералу Брэдли».

На следующей встрече – в американском штабе – Конев вручит Брэдли орден Суворова. После чего долго будет объяснять американскому генералу, кто такой Суворов.

На Конева генерал Брэдли «как человек и как военный произвел… благоприятное впечатление. Уже немолодой – тогда, в мае срок пятого, ему было около шестидесяти, - он был крепок, спокоен и выдержан; интересно и в основном верно анализировал ход событий… У меня сложилось впечатление: это воин в полном смысле слова, военачальник, достойно представлявший действовавшие в Европе американские войска. Импонировало и то, что в беседах со мной он не раз тепло отзывался о советском народе, армии».

Германское руководство во главе с президентом Дёницем продолжало свою тактическую линию: сдаться на западе, стоять насмерть но востоке. Генерал-фельдмаршал Шёрнер подтверждал, что в приказе немецкой ставки от 5 мая «было предложено подчиненные мне войска отвести с боем к германской границе и там занять активную оборону против советских войск. Одновременно Дёниц и Кейтель окончательно открыли англичанам и американцам Западный фронт, перебросив все силы на восток. Оставшимся еще на Западе войскам предлагали без боя сдаться в плен англо-американцам и сдать им в сохранности вооружение и военные материалы». Все это Шёрнер вскоре расскажет следователям на допросе.

Дни 5 и 6 мая были использованы немцами на то, чтобы переправлять через Эльбу многочисленных раненых и больных, в том числе и небоеспособные остатки 9-й армии, а также вольнонаемный состав.

О подробностях переговоров о капитуляции, которые шли в тот день в Реймсе, рассказывал Дуайт Эйзенхауэр: «5 мая в наш штаб прибыл представитель от адмирала Дёница. За день до этого мы получили извещение о его прибытии. В это же время нам сообщили, что немецкое правительство отдало приказ всем своим подводным лодкам вернуться в порты. Я сразу же сообщил обо всем этом советскому Верховному главному командованию и просил назначить офицера в качестве русского представителя на возможных переговорах с Дёницем. Я информировал русских, что не приму никакую капитуляцию, если она не будет предусматривать одновременную капитуляцию повсюду. Советское Верховное главное командование назначило генерал-майора Суслопарова своим представителем».

Здесь нужно пояснение. Условия одновременной капитуляции Германии на обоих фронтах Эйзенхауэр действительно передал для согласования в Москву. Но вот только ответ от Антонова, который тот согласовывал со Сталиным, придет в ставку Эйзенхауэра уже после того, как капитуляция в Реймсе будет подписана. У генерала Суслопарова так и не окажется официальных полномочий.

«Фельдмаршал фон Кессельринг, командовавший немецкими войсками на Западном фронте, также прислал мне извещение с просьбой разрешить направить к нам своего уполномоченного, чтобы договориться о капитуляции, - продолжал Эйзенхауэр. - Поскольку права Кессельринга распространялись только на Запад, я ответил, что не буду вести никаких переговоров, если на них речь не пойдет обо всех немецких войсках на всех фронтах».

Кессельринг, не дождавшись приглашения своего представителя в Реймс, принял решение о капитуляции в одностороннем порядке. 5 мая сложила оружие дислоцированная севернее Альп и подведомственная Кессельрингу группа армий «G».

Дёниц и его эмиссары, как рассказывал Эйзенхауэр, по-прежнему использовали тактику проволочек. «Когда 5 мая в Реймс прибыл адмирал Фридебург, он заявил, что хотел бы уяснить ряд вопросов. С нашей стороны переговоры вел начальник штаба генерал Смит. Он заявил Фридебургу, что нет смысла что-либо обсуждать, что наша задача сводится просто к принятию безоговорочной капитуляции. Фридебург возражал, заявив, что не имеет полномочий на подписание такого документа. Ему было разрешено передать по радио депешу для Дёница; в ответ сообщили, что Йодль выехал в нашу штаб-квартиру, чтобы помочь ему в переговорах.

Нам было ясно, что немцы стремились выиграть время, с тем чтобы перевести за нашу линию фронта как можно больше немецких солдат. Я сказал генералу Смиту, чтобы он передал Йодлю, что если они немедленно не прекратят выдвигать всякие предлоги и тянуть время, то я закрою весь фронт союзников, чтобы впредь не пропускать никаких немецких беженцев через нашу линию фронта. Я не потерплю дальнейшего промедления.

Наконец Йодль и Фридебург составили телеграмму Дёницу с просьбой дать им полномочия подписать акт о полной капитуляции, вступающей в силу через сорок восемь часов после его подписания. Немцы могли найти ту или иную причину, чтобы отсрочить капитуляцию и тем самым получить дополнительное время для себя. Поэтому через генерала Смита я информировал их, что капитуляция вступит в силу через сорок восемь часов, начиная с нынешней полуночи; в противном случае моя угроза закрыть Западный фронт будет немедленно осуществлена».

Вечером 5 мая, когда генерал Стронг доложил Эйзенхауэру о ходе переговоров, тот удовлетворенно хмыкнул, а затем лег на койку в своем кабинете. На следующее утро он писал супруге Мейми: «Вчера вечером я ожидал решающих событий и лег спать рано, считая, что меня могут разбудить в час, два, три или четыре ночи. Но ничего не произошло, в результате я проснулся очень рано и безо всякого чтива. Вестерны, которые у меня есть сейчас, ужасны – я сам мог бы написать лучше левой рукой».

Завершение войны уже ощущалось и предвкушалось по всему миру.

5 мая Сталин даже получил поздравления от и. о. премьер-министра, одного из самых влиятельных лейбористских политиков в истории Австралии Бена Чифли: «Австралийский народ шлет искренние и радостные поздравления народу России по случаю захвата Берлина русскими армиями. Храбрость и самопожертвование, которыми были воодушевлены люди Ваших армий с момента вторжения немцев на русскую землю в 1941 году, снискали наше полное восхищение и благодарность». В далеком британском доминионе, чьи солдаты мужественно воевали в рядах английской армии, признательность Советскому Союзу проявлялась более заметно, чем в метрополии или в Соединенных Штатах. Те так и не поздравят со взятием Берлина.

Зато Гарри Трумэн выступил с идеей синхронизировать заявления лидеров трех стран о завершении войны. Полагаю, американский президент, который явно считал Победу своей по праву, опасался, как бы о ней не объявили раньше него в Москве или Лондоне, используя преимущество в географии часовых поясов.

Пятого мая Сталин получил от Трумэна послание: «Приняты меры к тому, чтобы генерал Эйзенхауэр уведомил нас заблаговременно о том, когда он намерен специально объявить о Дне Победы в Европе, с тем чтобы мы смогли координировать наши заявления с объявлением генерала Эйзенхауэра. По получении от него уведомления я немедленно извещу Вас, чтобы мы могли сделать одновременные заявления. Ведь Вы согласны с тем, чтобы Ваше, Черчилля и мое заявление были сделаны в одно и то же время».

Сталин и Черчилль инициативу американского президента поддержали. Началось согласование времени одновременного заявления. День пока был не ясен, договаривались о часе. Черчилль в тот день писал Сталину: «Я предлагаю согласиться с американским мнением, и я устанавливаю время 3 часа после полудня по британскому летнему времени, что означает 4 часа после полудня по Вашему нынешнему времени. Это даст возможность Президенту сделать заявление в 9 часов утра по вашингтонскому времени».

Стоит ли говорить, что западные лидеры нарушат те договоренности, которые сами предложили.

Пятого мая старший лейтенант и командир взвода «Смерш» 79-го стрелкового корпуса Алексей Панасов и бойцы его взвода рядовые Иван Чураков, Евгений Олейник и Илья Сероух составили акт о том, что «в г. Берлине в районе рейхсканцелярии Гитлера, вблизи места обнаружения трупов Геббельса и его жены, около личного бомбоубежища Гитлера были обнаружены и изъяты два сожженных трупа, один женский, второй – мужской.

Трупы сильно обгорели, и без каких-либо дополнительных данных опознать невозможно.

Трупы находились в воронке от бомбы, в 3-х метрах от входа в гитлеровское бомбоубежище и засыпаны слоем земли».

Это были тела Гитлера и Евы Браун. Это установят, прежде всего, по зубам.

В зубоврачебном кабинете профессора Блашке при имперской канцелярии были обнаружены записи о лечении и протезировании зубов Гитлера. Важные показания даст 19 мая помощница профессора Блашке – Кетте Гойзерман. «Предъявленные мне золотые мосты и зубы верхней и нижней челюстей мне хорошо известны, так как они принадлежат рейхсканцлеру Германии Гитлеру». Столь же уверенно Гойзерман опознает и челюсть Евы Браун: «Золотой мост с зубами для правой половины нижней челюсти с пятого до восьмого зуба, с искусственными 6 и 7 зубами мне хорошо запечатлелся, так как этот мост я держала в руках, промывала спиртом перед тем, как он был вставлен». 23 июля принадлежность зубов Гитлеру и Еве Браун подтвердит изготовивший зубные протезы Фриц Эхтман.

Штеменко напишет: «После этого сомнений уже не было: два обгоревших до неузнаваемости трупа были тем, что осталось от Гитлера и разделившей его участь Евы Браун. Анализ подтвердил ту же самую причину смерти, что и у семьи Геббельса: отравление сильнодействующими цианистыми соединениями».

По поводу судьбы Бормана показания дал шофер и адъютант Гитлера подполковник Кемпка. Чуйков в мемуарах напишет: «Долгое время ставились под сомнения показания Э. Кемпка о гибели Бормана под гусеницами танка, когда группа фашистов пыталась прорваться на запад. После войны в различных печатных изданиях не раз появлялись сообщения, что Борман уцелел, что он сделал пластическую операцию и скрывается где-то в Южной Америке... Теперь точно установлено, что Борман был убит во время прорыва его группы в сторону Потсдама и несколько лет назад его труп был найден и опознан военными экспертами».

Однако конспирологических версий спасения и Гитлера, и Бормана, и других нацистских бонз будет хоть отбавляй. Кстати, и Сталин, опытнейший конспиратор и организатор эксов, тоже не мог поверить, что гитлеровская верхушка столь легко ушла из жизни.

На встрече с посланником американского президента Гарри Гопкинсом 26 мая 1945 года Сталин заявил, что «Борман, Геббельс, Гитлер и, вероятно, Кребс бежали и в настоящее время скрываются». Эту версию Сталин повторял не раз, хотя ему уже докладывали результаты опознаний и свидетельские показания.

Документы, подтверждающие смерть Гитлера, по линии «Смерш» и НКВД были направлены из Берлина для доклада руководству страны в конце мая 1945 года. В сопроводительном письме Ивана Серова от 31 мая наркому внутренних дел Берии говорилось: «Не вызывает сомнения то, что предполагаемый нами труп Гитлера является подлинным. Это удалось установить на основании показаний зубного врача и медицинской сестры, лечивших Гитлера, которые начертили расположение вставных зубов Гитлера. Их показания подтверждены судебно-медицинской экспертизой». Берия передал записку с актами экспертиз Сталину и Молотову 7 июня.

Девятого июня Жуков давал пресс-конференцию. Александр Верт спросил его о судьбе Гитлера. Маршал ответил:

- Опознанного трупа Гитлера мы не нашли. Сказать что-либо утвердительно о судьбе Гитлера не могу.

Берия 16 июня лично доложил Сталину и Молотову об актах опознания останков фюрера и результатах экспертиз, а также о показаниях свидетелей из числа задержанных немцев.

Однако официальных заявлений советского правительства об итогах работы по поиску Гитлера и его окружения так никогда и не появилось. Почему? Здесь могли присутствовать политические мотивы. Могли иметь место сомнения руководителей ведомств госбезопасности и внутренних дел в отношении результатов идентификации останков. Мог быть учет скепсиса самого Сталина в отношении результатов опознания. А может, ему уже было все равно.

В связи с передислокацией отдела контрразведки «Смерш» 3-й Ударной армии из Берлина, найденные тела были в начале июня перезахоронены в районе города Ратенов. А затем - по указанию начальника УКР «Смерш» Группы советских оккупационных войск в Германии генерал-лейтенанта Зеленина - 21 февраля 1946 года были вновь перезахоронены на территории военного городка в Магдебурге, где располагался отдел контрразведки «Смерш» 3-й Ударной армии.

Перевозить останки Гитлера с собой при каждом новом переезде с места на место контрразведчикам надоело. Весной 1970 года ящик с трупами вывезли в район Гнилого озера, где останки сожгли, вместе с углем истолкли в пепел, который выбросили в воду. Тело преступника № 1 в истории человечества так и не обрело покой.

Но главные вещественные доказательства - челюсти Гитлера и Евы Браун – в ФСБ.

* Никонов Вячеслав Алексеевич Член Совета Российского исторического общества, Председатель Комитета Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по образованию и науке, Председатель правления фонда «Русский мир», декан факультета государственного управления МГУ имени М.В.Ломоносова.

Перейти на проект Вячеслава Никонова "Двадцать восемь мгновений весны 1945-го"