Россия — Монголия: На прочном фундаменте многовековых связей

На прочном фундаменте многовековых связей

Укрепление Русского государства и его территориальное расширение на восток только в XVII веке позволили развивать на постоянной основе и в разных формах контакты с миром монголоязычных народов — Джунгарским ханством, «Государством Алтын-ханов» в Западной Монголии и Халхой в Северной и Восточной Монголии.

Первые контакты русских с западными монголами-ойратами относятся к 1605–1606 годам¹Чимитдоржиев Ш.Б. Россия и Монголия. М., 1987. С. 23. В 1608 году послов ойратов принял в Москве царь Василий Шуйский²Гуревич Б.П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII — первой половине XIX в. М., 1983. С. 32.. Разобщённость монгольских государств повлияла на характер зарождающихся отношений с Россией. Впрочем, российско-монгольские связи определялись не столько внутренним положением России и Монголии или спецификой их двусторонних отношений, сколько общей политической ситуацией в Восточной Азии. Тогда, в первой половине XVII столетия, основным элементом политического фона, на котором развивались эти отношения, стало завоевание маньчжурами Китая и Южной Монголии и формирование империи на их землях под властью маньчжурской династии Цин.

Именно в это время Россия установила связи с монгольскими государствами, и тогда же её владения в Сибири вошли в соприкосновение с монгольскими кочевьями. Отношения между Россией и Монголией предполагали равноправие сторон, сохранение статус-кво в пограничных районах, невмешательство во внутренние дела, интенсивный обмен посольствами, оживлённую торговлю.

В последней четверти XVII — начале XVIII века наступил новый этап в русско-монгольских отношениях, изменения в которых нарастали по мере поглощения монгольских земель империей Цин. В 1691 году Халха потеряла независимость, её интересы стали определять богдо-ханы династии Цин, подстрекавшие халхаских ханов к набегам на русскую Восточную Сибирь, что не встречало у последних энтузиазма³Александров В.А. Россия на дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.). М., 1969. С. 106–108..

В отношении Джунгарского ханства, которое всю свою историю было независимым государством, Россия сформировала самостоятельное направление внешней политики, оставившее след в истории русско-монгольских отношений. До самых последних лет своего существования Джунгарское ханство сопротивлялось экспансии империи Цин и временами успешно оспаривало у богдо-ханов влияние на сопредельные народы и государства — Тибет, Восточный Туркестан, Казахские жузы и ханства Средней Азии, в пределы которых ойраты-джунгары неоднократно вторгались⁴Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. М., 1997. С. 241..

На этом фоне русско-джунгарские отношения вполне можно назвать мирными — им был свойственен взаимный нейтралитет, хотя это не исключало небольших пограничных конфликтов. Правители джунгар, по мере обострения их отношений с империей Цин, стремились к военному союзу с Россией, даже вели переговоры с российскими властями о принятии подданства России, но без особого успеха. Разгром в 1759 году империей Цин Джунгарского ханства имел важные последствия в дальнейшей истории русско-монгольских отношений, так как с его исчезновением у России в монгольском мире не осталось внешнеполитических партнёров — государств, независимых от империи Цин⁵Попов А.В. Россия и Монголия в XVII — начале XX века // Россия и Восток (1911–1946) СПб., 2000. С. 316..

Таким образом, русско-монгольские политические связи уже во второй половине XVIII века превратились в одно из направлений в системе отношений между Россией и империей Цин. Следует отметить отличие между российской и цинской политикой по отношению к монгольскому миру: прежде всего, в политическом курсе России отсутствовало сформулированное — на уровне государственной идеологии — стремление к расширению пределов собственного государства за счёт монгольских земель.

В середине XIX века в русско-монгольских отношениях наступает новый этап: по мере ослабления цинского Китая и начала его раздела на сферы влияния под натиском великих держав Запада, а также России и Японии национальная окраина империи Цин — Монголия — становится сферой влияния Российской империи, а «монгольский вопрос» оказывается в ряду приоритетных направлений её внешней политики, сформировавшихся во второй половине XIX века. Это было обусловлено и экономическим развитием России, ведь до завершения строительства Транссибирской железнодорожной магистрали Монголия оставалась наиболее удобным пространством для транзитной русско-китайской торговли.

Впрочем, русско-монгольские отношения — при всей важности составлявших их основу политических и экономических связей — развивались в то время и в других сферах⁶Витте С.Ю. Воспоминания. Том 2. М., 1960. С. 581.. К примеру, основы российского академического монголоведения как направления востоковедной науки ещё в начале XIX века были заложены трудами Н.Я. Бичурина, О.М. Ковалевского, И.Я. Шмидта, Д. Банзарова. Позднее интерес к изучению монгольского мира в российских академических кругах продолжал углубляться.

Внутренняя ситуация в Монголии, представлявшей собой тогда национальную окраину империи Цин, способствовала сохранению здесь российского влияния; антицинские настроения в монгольском обществе возрастали, что находило поддержку в высших кругах Российской империи. В 1900 году тайная монгольская миссия посетила Петербург и добилась аудиенции у императора Николая II, вручив ему послание с просьбой о поддержке в создании независимого монгольского государства. Независимость Монголии поддерживали видные сановники Российской империи — статс-секретарь А.М. Безобразов, контр-адмирал А.М. Абаза, врач тибетской медицины, приближённый к царской семье, П.А. Бадмаев. Тем более что в Монголии, в Урге и Улясутае, были учреждены российские консульства, поддерживавшие связи с антицински настроенными монгольскими нойонами, ламами и чиновниками. Русские представительства в Монголии негласно помогали монгольскому антицинскому движению финансами и оружием.

Даже поражение в войне с Японией в 1905 году не уронило авторитет России в монгольском обществе, ни в «верхах», ни в «низах». В 1909 году при Министерстве торговли и промышленности России было создано Особое межведомственное совещание по делам Монголии. Среди монгольского населения русские власти вели агитацию по созданию образа России как заступницы жизненных интересов монголов, способной избавить их от цинского господства. Избранная российским правительством Николая II политика убеждала монголов, стремившихся к независимости от цинского Китая, что Россия — единственная великая держава, которая поддержит Монголию в этом стремлении и предоставит гарантии неприкосновенности и территориальной целостности. Будущее подтвердило правоту этих расчётов⁷7 Кузьмин Ю.В. Об «азиатской авантюре» П.А. Бадмаева // Россия и народы Востока: проблемы исследования и преподавания истории стран Азии и Африки в вузах. Иркутск, 1993. С. 37–39..

После Синьхайской революции 1911–1912 годов республиканские власти Китая отменили те права монголов, которыми они пользовались при владычестве свергнутой маньчжурской династии Цин, казавшейся в их глазах законной властью, освящённой традицией, когда китайским колонистам были запрещены массовые переселения на её земли. Во время революции монголы во Внешней Монголии провозгласили независимость от Китая в декабре 1911 года и объявили о создании самостоятельного государства с центром в Урге, изгнав китайские гарнизоны и чиновников.

Синьхайская революция изменила ситуацию на Дальнем Востоке и открыла новый этап в русскомонгольских отношениях, поскольку стало ясно, что от характера этих отношений и от позиции России зависело, быть или не быть новому монгольскому государству. Подобная политическая закономерность начала формироваться ещё до изгнания властей Цин из Монголии, но с очевидностью проявилась после провозглашения её независимости. Летом 1911 года официальная монгольская делегация посетила Петербург с просьбой принять Монголию под протекторат России. Но Россия была связана в своих решениях особенностями внешнеполитической ситуации того времени. Поэтому она не могла открыто поддержать независимость Монголии — ей пришлось согласиться со статусом автономии в составе Китая. Российские власти обещали гарантии по сохранению «самобытного строя» монголов, недопущению китайской колонизации Монголии и вторжения китайских войск. Власти автономной Монголии обязались гарантировать политические и экономические права и иммунитеты, приобретаемые Россией во Внешней Монголии для усиления влияния на её территории. Дипломатические демарши России, подкреплённые демонстративной концентрацией российских войск в Забайкалье, на границе, вынудили власти республиканского Китая отказаться от вторжения в Халху и подписать в 1913 году российско-китайское соглашение об автономии Монголии в составе Китая.

При российской поддержке автономное правительство пользовалось возможностями, весьма широкими для статуса автономии, которая на практике не предполагала действенной юрисдикции китайских властей над Внешней Монголией. В 1913–1914 годах автономия получила от России заём в 5 млн рублей для создания собственных структур власти и вооружённых сил, обучение и вооружение которых происходило при помощи России. На протяжении 1911–1916 годов неуклонно возрастало русское влияние во Внешней Монголии в области экономики и финансов. Условия, определявшие статус автономной Монголии, способствовали деятельности здесь российских торговых, промышленных, финансовых компаний, гарантируя им режим наибольшего благоприятствования. Русские подданные обладали правами свободного передвижения по автономии, не были ограничены в видах хозяйственной деятельности и, в отличие от китайцев, располагали возможностями беспошлинной торговли и свободных от налогов капиталовложений в промышленность⁸ Русско-китайские отношения.1689–1916. Официальные документы. М.,1958. С. 101..

Однако Первая мировая война отвлекла внимание России от «монгольского вопроса». А события Февральской и Октябрьской революций привели к ухудшению её позиций в регионе, что сразу же сказалось на ситуации во Внешней Монголии, автономный статус которой сформировался благодаря русскому влиянию. Республиканские власти Китая попытались вновь подчинить мятежную провинцию, во главе которой стоял буддийский первосвященник богдо-гэгэн Джебцзун-Дамба. В 1918 году китайские войска вошли на территорию Внешней Монголии, а летом 1919 года президент Китайской республики Дуань Цижуй издал декрет о ликвидации её автономии, что вызвало в Халхе и Западной Монголии всплеск национально-освободительного движения. Его лидеры и идеологи, несмотря на Гражданскую войну в России и распад Российской империи, продолжали рассматривать будущую Россию как своего принципиального союзника. Это и определило вектор развития русско-монгольских отношений в начале 1920-х годов, когда Монголия стала объектом внимания сил, противоборствовавших в России⁹Белов Е.А. Россия и Монголия (1911–1919). М., 1999. С. 80–90..

Интересно, что противоборствующие силы, и белогвардейцы, и Красная армия, способствовали упрочению независимости Монголии от Китая. Азиатская конная дивизия белогвардейцев в составе около двух тысяч бойцов под началом генерала барона Романа Унгерна, принявшего буддизм тибетского толка и знавшего монгольский язык, в 1919 году разгромила почти 10-тысячный китайский гарнизон в Урге и через месяц после победы передала власть во Внешней Монголии её теократическому правителю богдо-гэгэну, проведя перед этим ряд реформ. Сам Унгерн был разбит российской Красной армией, попал в плен и был приговорён ревтрибуналом в Новониколаевске (Новосибирске) к смертной казни. В 1921 году при поддержке Советской России к власти во Внешней Монголии пришли «красные монголы» во главе с их лидером Сухэ-Батором, провозгласив независимое монгольское государство— Монгольскую Народную Республику (МНР). С этого времени монгольская государственность строилась под влиянием РСФСР, а с 1922 года — СССР.

При этом Советский Союз, сохраняя отношения с Китаем, пошёл на беспрецедентный шаг, когда признал официально независимость МНР. До победы во Второй мировой войне СССР был единственным государством в мире, которое признавало МНР как субъект международного права. Время с 1921 по 1945 год — особый период советско-монгольских отношений, связанный и со сложностями социалистического строительства, и с военными испытаниями. Но дружба народов СССР и МНР, скреплённая кровью Великой Оте-чественной и Второй мировой, только окрепла, став залогом победы наших народов.

Благодаря инициативе И.В. Сталина на Ялтинской конференции союзных стран — СССР, США и Великобритании — союзники обязались признать после окончания войны независимый статус Монголии, что было одним из условий вступления СССР в войну с Японией, вступления, ставшего решающим фактором завершения Второй мировой¹⁰Российско-монгольское военное сотрудничество (1911–1946). Сборник документов. Часть I. М., 2019. С. 112, 126, 148, 191, 200–346.. А монгольские народы Внутренней Монголии — первые из нацменьшинств Китая — получили от правительства Гоминьдана статус национальной автономии.

И после Второй мировой войны, когда под давлением союзников Китай признал независимость Монголии, СССР продолжил поддерживать МНР. Благодаря его усилиям страна в 1961 году стала членом ООН — субъектом международного права. После ухудшения отношений СССР с КНР, а также МНР с КНР Советский Союз выступил гарантом безопасности Монголии. В МНР, согласно Договору о взаимной помощи и сотрудничестве с СССР, дислоцировалась 100-тысячная группировка советских войск. Но отношения Советского Союза и МНР не ограничивались военнополитическим сотрудничеством. Они были всеобъемлющими до 1991 года — времени распада СССР.

Достаточно упомянуть о роли русского языка в МНР, о подготовке кадров для высшей и средней школы, о создании советскими учёными Академии наук МНР, а советскими специалистами — базовых отраслей промышленности МНР, о полёте первого монгольского космонавта…

Отмечая 100-летие установления дипломатических отношений между Монголией и Россией, мы с уверенностью можем сказать, что их нынешний высокий уровень основан на прочном фундаменте многовековых связей между нашими народами и взаимной поддержки на самых ответственных этапах истории.

Александр Кадырбаев,
доктор исторических наук, Институт востоковедения РАН