Директор Института российской истории РАН доктор исторических наук Юрий Александрович Петров в своём докладе «Великая российская революция: проблемы исторической памяти» сосредоточился на том новом знании, которое было получено отечественными историками в результате исследований последних лет в области изучения и научной трактовки государства, общества и культуры России в контексте революционных событий.

Международная научная конференция «Великая российская революция: сто лет изучения», проведённая Институтом российской истории РАН совместно с Российским историческим обществом, Федеральным архивным агентством, Государственным историческим музеем и при поддержке фонда «История Отечества» 9 – 11 октября 2017 года, сама уже  стала важнейшим историографическим фактом юбилейного года. Но темы, проблемы и полемические аспекты величайшего исторического события ХХ века, прозвучавшие в трактовках участников этой встречи историков, продолжают активно обсуждаться научным сообществом.

Что не удивительно: и «оптика» исследовательских подходов, и ракурс авторского взгляда, и традиции национальных историографических школ проявились на конференции во всём многообразии. Это ещё раз доказало, сколь  разноплановыми предстают социально-политические, экономические, цивилизационные, культурные процессы Великой российской революции в пространстве их научного осмысления на современном этапе развития исторических исследований.  Особенно, когда строгий академический дискурс науки оживляется непосредственным человеческим общением заинтересованных людей, сделавших историю России главным предметом своих профессиональных занятий.

Присутствие значительного числа иностранных учёных – из 23 стран ближнего и дальнего зарубежья – уже сейчас позволяет наметить контуры «дорожной карты» упомянутого научного пространства. В качестве примера приведём лишь несколько выступлений (даём их в сокращении), не только характеризующих наиболее ярки наработки исследователей разных стран в этой области, но и дающих представление о «планах на будущее» –  направлениях дальнейшей работы над темой революции в России, над её загадками, своеобразием и последствиями для истории России и мира.     

Директор Института российской истории РАН доктор исторических наук Юрий Александрович Петров в своём докладе «Великая российская революция: проблемы исторической памяти» сосредоточился на том новом знании, которое было получено отечественными историками в результате исследований последних лет в области изучения и научной трактовки государства, общества и культуры России в контексте революционных событий.

В последние годы господствующей историографической тенденцией стала трактовка событий 1917‒1921 годов как единой Великой российской революции, прошедшей в своем развитии несколько этапов, включая Февральскую, Октябрьскую революции и Гражданскую войну. При этом особенно внимательно исследуется роль Первой мировой войны в нарастании революционной ситуации. (См.: Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис / отв. ред. Ю.А. Петров. М., 2014; Россия в Первой мировой войне. 1914–1918. Энциклопедия. В 3 т. / отв. ред. А.К. Сорокин. М., 2014.).

Важным достижением стало утверждение в научной среде представления о революции как о сложном и многофакторном процессе, а не одномоментном событии. Гражданская война ныне рассматривается как прямое следствие и продолжение 1917 года, как особый этап революции. Данный подход позволяет преодолеть сохраняющуюся в современном общественном сознании дихотомию восхваляющего мифотворчества («революция – локомотив истории») и идеологически ангажированного негативизма («революция – абсолютное зло»). При этом сами революционные события в современной исторической науке рассматриваются в качестве фактора, определяющего все аспекты политической, социальной, экономической и культурной жизни страны.

Следует отметить характерное для современных исследователей стремление раздвинуть хронологию революционных событий в России, анализировать их в более широком историческом контексте. Становится нормой рассматривать проблему в продолжительных хронологических рамках «эпохи великих потрясений» 1914‒1921 годов. Одной из основных тенденций современной историографии является отказ рассматривать революцию 1917 года как резкий и радикальный разрыв с предыдущими социально-политическими и экономическими практиками. Теперь революция предстаёт частью системного кризиса империи, вызванного мировой войной и завершившегося только с окончанием Гражданской войны. Если в советское время отечественная и зарубежная историография в целом противостояли друг другу, то в постсоветскую эпоху наметилось формирование диалогового, единого историографического пространства.

В последние годы отечественным и зарубежным исследователям по ряду дискуссионных проблем российских революций удалось преодолеть идеологическое и политическое противостояние, выработать более взвешенные оценки, что в свою очередь позволило приступить к совместной реализации ряда крупных исследовательских проектов. За последние годы в исследовании Великой российской революции произошли серьёзные изменения в теоретико-методологической базе исторических исследований, значительно расширилась археографическая база.

В работах последнего времени всё чаще высказывается точка зрения, согласно которой глубинные причины русских революций следует искать не в провалах правительственной экономической политики, а в успехах российской модернизации с сопутствующими им трудностями перехода от традиционного общества к индустриальному. Согласно такому подходу революция в России произошла из-за неготовности государства адекватно отвечать на вызовы времени, что привело его к столкновению с демократизирующимся обществом. В связи с этим большое внимание стало уделяться изучению состояния политической жизни накануне революции 1917 года, развитию гражданского общества.

Важная историографическая особенность – рассмотрение революции как явления, которому предшествовал длительный подготовительный процесс. Не случайно в отечественной историографии появилась концепция В.П.Данилова о «великой крестьянской революции» в России в 1902‒1922 годах, согласно которой ключевые события в это время происходили в деревне, где «крестьянская революция» растянулась более чем на 20 лет. (Данилов В.П. Аграрная реформа и аграрные революции в России // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992; Он же. История крестьянства в XX веке. Избранные труды: В 2 т. М., 2011.)

Кроме того, центр тяжести изучения революции всё отчетливее смещается от событий 1917 года в Петрограде и Москве к анализу революционных процессов в регионах России. Подчеркнем, что в последние годы заметно вырос интерес исследователей к истории Русской православной церкви в годы революции. Церковь в этих трудах выступает значимым, но идейно и политически неоднородным фактором революционного общества. При этом окончательно отвергнут прежний взгляд на церковь как на «оплот контрреволюции».

Одним из центральных в историографии остается вопрос: были ли события февраля 1917 года результатом стихийного народного выступления или заранее подготовленного заговора «верхов»? Доминирующим в исторической литературе остается признание стихийного характера начала революции. Вместе с тем, в части работ постсоветского периода российскую революцию признают результатом действий внешних «злокозненных сил». Имеет хождение версия, согласно которой революция не имела серьёзных внутренних оснований, а была подготовлена и совершена сначала «безответственными либералами», а затем перехватившими у них власть большевиками на иностранные деньги.

В современной научной и научно-публицистической литературе можно встретить и теории, изображающие революцию то как «сговор масонов», то как разгул «распоясавшейся черни» во главе с группой авантюристов. Конспирологический подход претендует на новизну, но на самом деле является достаточно архаичным и по характеру используемых источников (все они были хорошо известны ещё в период «первой волны» русской эмиграции), и по пониманию исторических процессов, подменяя осмысление глобальных событий поиском таинственных «злодеев». У большинства профессиональных историков конспирологическая версия революции не находит поддержки, хотя она и продолжает активно присутствовать в медиапространстве.

Дилетантское «переписывание» истории нередко осуществляется путём механической перестановки плюсов на минусы (раньше героями были «красные», теперь – «белые») и возведения на пьедестал тех, кто в советские времена считался «антигероями», начиная с императора Николая II и главы Временного правительства А.Ф.Керенского. Большинство современных российских и зарубежных исследователей отвергают такой подход, который явно противоречит накопленному исторической наукой массиву данных о событиях столетней давности. Поэтому важным вопросом современной историографии революции остаётся проблема исторической памяти, изучение механизмов актуализации образа революции и практики его использования в политических целях.

Не менее актуально исследование влияния событий 1917 года на процесс самоопределения бывших национальных окраин и распад Российского государства. Отметим, что в случае с «национальным» ракурсом революции до сих пор остро стоит вопрос о том, являлись ли революционные события на Украине, в Закавказье, Прибалтике и т.д. частью общероссийской революции, или их следует рассматривать как особые «национальные» революции. Историки большинства постсоветских стран склонны их «национализировать», отрывая от общеимперского контекста. Напротив, российские учёные изучают революционные события на всём пространстве бывшей империи как важнейший фактор складывания новой советской государственности.

Важно подчеркнуть, что традиционное представление о «триумфальном шествии Советской власти» не подтверждается научными исследованиями последних лет. Власть на местах переходила не столько к большевизированным Советам, сколько к вооруженным солдатским массам. В сущности, вся первая половина 1918 года была временем торжества военизированной охлократии. Фактически приход большевиков к власти стал началом Гражданской войны в России.

Российская революция на долгие десятилетия предопределила развитие нашей страны, да и всего мира. В исторической литературе давно утвердилось понятие «долгий XIX век», который в отличие от астрономического начался в 1789 году с Великой французской революции, а завершился с началом Первой мировой войны. Исторический ХХ век для человечества оказался, напротив, короче, поскольку его досрочное окончание в 1991 году было связано с распадом того государства, которое породила Великая российская революция.