Оглядываясь на николаевскую эпоху, Белинский писал:

«Демон, — полагал великий русский критик, — не пугал Лермонтова; он был его певцом». Тема мятущегося героя Белинским связывалась с пафосом борьбы и отрицания, которыми насыщена мысль поэта: «исполинский взмах, демонский полёт — с небом гордая вражда». Именно такими словами определял Белинский основную особенность поэзии Лермонтова.

В 1852 году в цензурном комитете рассматривался вопрос о допуске в Россию сочинений Лермонтова, которые в Германии в переводе на немецкий язык появились незадолго до смерти поэта. Следует отметить, что там нередко печатались русские издания, которые по цензурным соображениям не могли быть выпущены в России. В частности, речь шла о двухтомнике, изданном в Берлине.

Младший цензор Санкт-Петербургского комитета цензуры иностранной, известный русский поэт Аполлон Майков, не решаясь самостоятельно сделать заключение, направил издание в цензурный комитет с таким донесением:

Комитет, в свою очередь, переслал это дело на усмотрение Главного управления цензуры, которое вынесло решение: «…запретить для публики этот перевод, о чём объявлено комитету... в предложении г. товарища министра народного просвещения от 18 июня 1853 года за № 1187».

Впервые полный текст произведения на русском языке увидел свет в той же Германии в 1856 году тиражом… 28 экземпляров. Их предполагалось раздать «высоким особам» и добиться отмены цензурного запрещения. Правда, в книге был вырезан диалог Тамары с Демоном. Писатель и книгоиздатель, полковник Пётр Мартьянов, описывает историю публикации так: «Имея в виду, что поэма в полном объёме, по цензурным условиям, в русской печати появиться не может, генерал-адъютант Алексей Илларионович Философов, бывший воспитателем великого князя Михаила Николаевича и находившийся с ним за границей, возымел намерение издать “Демона” полностью в Карлсруэ. Баронесса А. М. Гюгель (урождённая Верещагина) (жена вюртембергского дипломата, двоюродная сестра и приятельница Лермонтова. — Прим.) — этот старый испытанный друг поэта, в гостиной которой возникла первая мысль об издании “Демона” за границею, предложила г. Философову находившийся у неё бахметевский список поэмы и издание её, при содействии протоиерея И. И. Базарова (духовник особ царствующего дома, автор богословских трудов, мемуарист. — Прим.), было начато с этого списка у придворного типографа Баденского двора Гаспера...» Вскоре в 1857 году вышло второе карлсруйское издание «Демона», в котором диалог героев, наконец, был опубликован. Затем последовали другие издания — в 1858-м, 1875-м.

На родине поэма «Демон» впервые издана полностью в 1860 году. К счастью, материалы нового издания попали на предварительный просмотр к писателю Ивану Гончарову, исполнявшему в то время должность цензора, что придавало его положению некую двусмысленность. Многие представители интеллектуальной элиты в общем-то недолюбливали цензоров, задачей которых входило недопущение распространения идей, могущих пошатнуть сложившиеся устои, и такое недоверие тяготило Гончарова, но он честно исполнял свой долг, вполне сообразуясь со своей совестью и чётким пониманием , какое значение уготовано Лермонтову в русской литературе.

Иван Александрович очень бережно отнёсся к литературному наследству Лермонтова. Однако, не решаясь самостоятельно дозволить к печати сочинения Лермонтова, Гончаров составил донесение в Санкт-Петербургский цензурный комитет и нашёл их «удобными для одобрения в печать по духу ныне действующей цензуры». Он выразил лишь сомнение в отношении отдельных стихов. К примеру, не знал, как поступить со строками, где говорилось, что молиться — это «напрасный труд», или с диалогом Тамары и Демона о Боге. «Вероятно, — дипломатично подчеркнул Гончаров, — исключение некоторых из показанных мест имело значение в своё время и могло иметь какое-нибудь отношение к личности и судьбе автора, но теперь всё это составляет забытое прошедшее. Между тем, запрещения в печать этих мест у Лермонтова, как писателя классического, подают и будут подавать повод к перепечатыванию его поэмы в заграничных типографиях. Поэтому я имею честь испрашивать разрешения цензурного комитета к одобрению в печать как означенных в поэмах “Демон” и “Орша” мест, так и других, если таковые встретятся в прочих сочинениях Лермонтова и не будут противны духу ныне действующей цензуры».

Доброжелательное заключение Гончарова, несомненно, сыграло свою решающую роль, и к лету 1860 года первый том собрания сочинений Лермонтова вышел из типографии.

Поэма была напечатана уже в ту пору, когда Россия жила в ожидании реформ Александра II, а интерес к бунтарским страстям заметно снизился — на смену романтическим персонажам приходили реалистические герои: Дмитрий Рудин и Евгений Базаров, Вера Розальская и Дмитрий Лопухов, Родион Раскольников и Иван Карамазов… В российском обществе активно зарождались демократические идеи, которые, хоть и не носили радикальный характер, но выражались в чётком осознании необходимости перемен. По словам литературоведа Ирины Роднянской, «шестидесятники и семидесятники “Демона” заземлили».

Но «Демон» продолжал жить. Музыкальность лермонтовского стиха и драматический сюжет не могли обойти внимания композиторов. Самым известным музыкальным произведением стала опера «Демон» Антона Рубинштейна. Увлечённый поэмой, композитор спешил с её написанием. Автором либретто стал известный биограф и исследователь творчества Лермонтова Павел Висковатов. Через три месяца опера была закончена и в 1871 году представлена в дирекцию Мариинского театра в Петербурге. Однако, как и текст, опера подверглась цензурному гонению: её запретили к постановке, поскольку «общее очертание драмы имеет характер, несовместный с учением нашей церкви, и может затронуть в публике религиозное чувство, тем более что подобные сопоставления Ангела с Демоном на сцене доселе не являлись». Последовало долгое ожидание постановки. Композитор уже подумывал о передаче постановки оперы в Германию. Лишь в январе 1875 года опера впервые увидела сцену в бенефисе одного из крупнейших представителей русской вокальной сценической школы Ивана Мельникова. Для этого Рубинштейну пришлось переименовать Ангела в Доброго Гения, отказаться от иконы и лампадки в келье Тамары, изменить в либретто некоторые выражения. В Москве премьера оперы в Большом театре состоялась ещё спустя четыре года. Сегодня «Демон» является самой популярной оперой этого композитора, а образ главного героя стал этапным в творчестве великого Фёдора Шаляпина.

Широкое распространение поэмы по-прежнему было под запретом. «Отрицание духа и миросозерцания, выработанного веками», по отзывам официальных критиков, фактически оставляли поэму вне российского общественного пространства.

В 1891 году в одном из докладов Учёного комитета Министерства народного просвещения задавались вопросом: «На что деревенскому мальчику, школьнику и простолюдину знать “Демона”?..» «Так называемое “разочарование” лермонтовской поэзии вносить в народную школу, в среду нашего крестьянства, да и вообще юношества, никак не следует. Для ума простолюдина сопоставления понятий, как “тучки небесные” и “гонящая их злоба, зависть, преступление и клевета ядовитая”, — непостижимо и покажется безумием — подобных стихов в сборнике много; таковы все, между прочим, отрывки из поэмы “Демон”».

Главный редактор «Правительственного вестника» Константин Случевский (между прочим, ныне полузабытый писатель и поэт, чьё творчество высоко оценивали Аполлон Майков, Иван Тургенев и другие современные литераторы) в аналогичном докладе утверждал:

Полное собрание сочинений Лермонтова к обращению в библиотеках начальных и средних учебных заведений было запрещено. До начала 1900-х годов в Министерстве просвещения ещё несколько раз рассматривались различные издания произведений Лермонтова, и многим из них, не говоря уж о «Демоне», в школьные и общедоступные библиотеки путь был закрыт.

Лишь в конце XIX — начале XX века с приходом декадентства и на фоне возникшего движения поэтов-символистов интерес к «Демону», несмотря на яростное сопротивление черносотенных кругов и консервативной части общества, пережил как бы второе рождение и начал хождение в издательствах и либеральной печати. Баталии в российском обществе с апелляциями к власти и церковным иерархам вокруг «демонов тоски, сомненья и неверья», постепенно угасая по накалу, продолжались почти до самой революции.

Потому и неудивительно, что кадетская «Речь», редактируемая лидером партии Павлом Милюковым, человеком, безусловно, широко образованным и одарённым, большим приверженцем творчества Михаила Лермонтова, не могла не пройти мимо очередного слуха о возможных попытках цензуры репрессировать знаменитую поэму.

«Речь» — «ежедневная политическая, экономическая и литературная газета» леволиберальной Конституционно-демократической партии (кадетов) — была одним из влиятельных предреволюционных российских периодических изданий. Имела отделения и агентства более чем в 50 городах империи и репутацию самого популярного оппозиционного издания. Тираж составлял около 40 тыс. экземпляров.

Очевидно, публикация слуха в «Речи», впрочем, как и попытки цензурировать творчество Михаила Лермонтова в новой политической реальности, никаких последствий не имели и отражали лишь настроения отдельных реакционно настроенных деятелей и охранителей церковной морали, ведущих арьегардные бои. Судя по тому, что либеральная «Речь» в дальнейшем не возвращалась к этой теме, высказанные «предложения» должного позитивного отклика не нашли. Страна уже ощущала дыхание грядущих социальных потрясений.

Относительно упомянутого в заметке «г. Виссарионова» известно немного. В своё время Сергей Евлампиевич Виссарионов (1867—1918) был заметным деятелем политического сыска, исполнял должность вице-директора департамента полиции Министерства внутренних дел, занимался кадрами всех охранных отделений в стране. В его же ведении были все агентурные расходы. Являясь членом Совета Главного управления по делам печати Российской империи, совмещал эту должность с обязанностями старшего военного цензора Петроградской Военно-цензурной комиссии. После Февральской революции был арестован Временным правительством, допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией. В конце 1918 года проходил в суде по делу провокатора, секретного сотрудника охранки Романа Малиновского, и был расстрелян большевиками.

Лермонтовский «Демон», одолевший десятилетия свирепой и изощрённой цензуры, продолжает жить не только в поэзии, но и в других видах искусства — музыке, драматургии, живописи, графике, скульптуре. Стало классическим его воплощение Михаилом Врубелем как символа новой эпохи. К этому образу возвращались Дмитрий Мережковский, Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Александр Блок, Андрей Белый и другие, искавшие вдохновение в тайных силах, ведущих человека к подвигу. Борис Пастернак посвятил Лермонтову книгу «Сестра моя — жизнь», которая начиналась со стихотворения «Памяти Демона». По словам Пастернака, Лермонтов был олицетворением творческого поиска и откровения.

Он, Демон, казалось бы, «герой неприкаянности и печали», обрёл и самые неожиданные повороты. Он ещё и олицетворение силы человеческого духа.

Яркий тому пример противоположного отношения связан с Великой Отечественной войной.

Участница краснодонской подпольной организации Ульяна Громова, погибшая вместе со своими товарищами, любила и знала наизусть поэму Лермонтова. Советский писатель Александр Фадеев в романе «Молодая гвардия» рассказал, как в фашистской тюрьме девушка читала «Демона» вслух своим товарищам, и это чтение позволило на короткое время забыть о том кошмарном мире, в котором оказались молодые подпольщицы, найти воодушевление в самый мрачный час.

«Уля прочла и те строки поэмы, где ангел уносит грешную душу Тамары.

Тоня Иванихина сказала:

— Видите! Всё-таки ангел её спас. Как это хорошо!

— Нет! — сказала Уля всё ещё с тем стремительным выражением в глазах, с каким она читала. — Нет!.. Я бы улетела с Демоном… Подумайте, он восстал против самого бога!

— А что! Нашего народа не сломит никто! — вдруг сказала Любка с страстным блеском в глазах. — Да разве есть другой такой народ на свете? У кого душа такая хорошая? Кто столько вынести может?.. Может быть, мы погибнем, мне не страшно»…

И входит он, любить готовый,
С душой, открытой для добра,
И мыслит он, что жизни новой
Пришла желанная пора.
Неясный трепет ожиданья,
Страх неизвестности немой,
Как будто в первое свиданье
Спознались с гордою душой…