Историко-документальный просветительский портал создан при поддержке фонда «История Отечества»

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина

21 февраля исполнилось 120 лет со дня рождения одного из выдающихся советских государственных и политических деятелей, члена Политбюро ЦК КПСС, руководителя правительства СССР в 1964–1980 годах, дважды Героя Социалистического Труда Алексея Николаевича Косыгина.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина

Алексей Николаевич руководил правительством СССР дольше всех советских премьеров — 16 лет. По мнению целого ряда историков, он был самым профессиональным и эффективным главой Кабинета министров, и если бы к этому человеку прислушались в полной мере и позволили довести до конца задуманные и начатые в середине 1960-х экономические реформы, то Союз за 10–20 лет смог бы измениться неузнаваемо. Начавшаяся по его инициативе децентрализация народно-хозяйственного планирования, повышение роли интегральных показателей экономической эффективности, увеличение самостоятельности предприятий в годы восьмой пятилетки (1966–1970) позволили ей стать самой успешной в советской истории и получить название «золотой».

Косыгин к тому же был и талантливым дипломатом. Немалый личный вклад внёс он в повышение влияния и авторитета Советского Союза в международных отношениях. В среде историков и политологов, исследующих отношения в позднем высшем советском руководстве, бытует мнение, что внешнеполитическая активность и популярность Косыгина у мировых лидеров вызывала определённую ревность Л.И. Брежнева. Считается, этим в немалой степени объясняется некоторое охлаждение генерального секретаря ЦК партии к руководителю правительства, начавшее зримо проявляться после успеха Ташкентской конференции 1966 года.

В Государственном архиве Российской Федерации имеется довольно объёмный фонд документов (к сожалению, ещё не полностью описанный), имеющих отношение к личности Косыгина, в частности, материалов, переданных на хранение семьёй Алексея Николаевича. В их числе несколько альбомов фотографий, сделанных фотокорреспондентами, освещавшими работу премьера во время его поездок по стране или на международных мероприятиях, встречах с зарубежными государственными деятелями. Обращают на себя внимание два больших альбома с 94 снимками, касающиеся сегодня почти полузабытой встречи лидеров Индии и Пакистана с участием Косыгина в Ташкенте в январе 1966 года (Ф. 10359. Оп. 1. Д. 7 и Д. 8).

Конфликт

В августе-сентябре 1965 года, вскоре после начала боевых действий в Кашмире, фактически второй индо-пакистанской войны, председатель Совета Министров СССР А.Н. Косыгин обратился к премьер-министру Индии Лалу Бахадуру Шастри и президенту Пакистана Мухаммаду Айюб Хану с призывом проявить выдержку и не допустить расширения вооружённого конфликта, в том числе на территории, непосредственно примыкающей к советским границам. Продолжение его подорвало бы экономику Индии, не говоря о Пакистане, в военном отношении менее мощном государстве.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина

Регион представлял собой очень важный перекрёсток дорог, ведущих в Индию, Пакистан, Афганистан, Центральную Азию, Китай. Здесь перемешались великие культуры: исламская, индуистская, буддистская, китайская. Конфликт, по существу имевший очень давнюю историю между мусульманским и индуистским населением региона, особенно обострился после раздела британской колонии в 1947 году. Ставшие независимыми Индия и Пакистан заявили о претензиях на всю территорию бывшего княжеского штата Джамму и Кашмир. В дальнейшем спор между этими странами из нескольких небольших вооружённых стычек перерос в две локальные войны.

Москва, ориентируясь на дружественные связи с Индией, стремилась сохранить хорошие отношения и с Пакистаном, дабы ограничить американо-пакистанское сближение. Правда, в последние годы, особенно при фельдмаршале Айюб Хане, эта страна стала смещаться на более сбалансированные позиции. Тем не менее претензии по поводу передела границ, доставшихся после ухода англичан, привели 650-миллионный субконтинент почти на грань полномасштабной войны, и, не вмешайся Советский Союз, она наверняка бы началась.

СССР выражал готовность при согласии обеих сторон оказать содействие процессу прекращения боестолкновений, в том числе обеспечить возможность для встречи представителей двух государств. Л.И. Брежнев таким местом переговоров предлагал Москву, А.Н. Косыгин — Ташкент. В конечном счёте в руководстве Союза сочли необходимым остановиться на узбекской столице, как более близкой и приемлемой для конфликтующих сторон. При этом на подготовительном этапе удалось согласовать главный вопрос повестки, которым должен был стать не статус Кашмира, а прекращение огня и отвод войск.

Согласие стран на переговоры было получено, и председатель Совета Министров СССР А.Н. Косыгин 2 января 1965 года вылетел из Москвы в Ташкент для личного контроля за подготовкой высокой встречи.

Город готовится

Для столицы Узбекистана это было грандиозное событие. За несколько недель город буквально преобразился. Надо сказать, Ташкент в целом в те времена имел вид довольно неказистый. Центр и его деловая часть за исключением нескольких современных зданий сложились ещё в дореволюционный период, и если в летнее время скрывались за густой зеленью деревьев, то в серые и бесснежные зимние дни взору открывались в основном невзрачные одноэтажные постройки.

Впрочем, это было понятно. Несмотря на энергичное развитие республики в до- и послевоенное время, руки до изменения внешнего облика республиканской столицы не доходили. По-прежнему сказывалось огромное, пережитое в годы Отечественной войны напряжение, когда Ташкент принял и обогрел тысячи эвакуированных людей и сотни предприятий. Поэтому, чтобы на должном уровне принять гостей для важного международного мероприятия, требовалось по возможности навести хотя бы минимальный лоск. Спешно ремонтировались фасады, чистились улицы, латались дороги, закрывались заборами убогие постройки, ежедневно расходовались тонны краски.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина

Для обслуживания первых лиц по железной дороге из Москвы доставили пять самых лучших тогда отечественных автомобилей ЗИЛ и несколько новейших «Чаек». По 17-километровой трассе, ведущей из аэропорта до резиденций, где должны были проживать лидеры государств, осваивая магистраль, постоянно тренировались московские мотоциклетные эскорты.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина
На фото: Вход в одну из резиденций

Правительственные резиденции в то время были далеко не столь комфортабельными и роскошными как ныне – всего несколько скромных особняков в пригороде; все делегации устроить было очень сложно. Поэтому там решили разместить только трех первых лиц – пакистанского президента, индийского премьер-министра и Алексея Николаевича Косыгина, а также прибывших вместе с ними министров иностранных дел и обороны, советских — Андрея Андреевича Громыко и Родиона Яковлевича Малиновского. Для остальных предназначалась гостиница «Ташкент» в центре города. Там же поместили и иностранных корреспондентов, так как к предстоящей встрече было приковано внимание множества средств массовой информации.

В Ташкенте сделали максимум для того, чтобы не возникло обвинений в предпочтениях СССР, как в политическом, так и хозяйственно-бытовом плане. Если загородные дома были примерно одинаковыми, то их внутреннее убранство, мебель, ковры, шторы, посуду и прочее, вплоть до письменных принадлежностей, приходилось тоже приводить к общему знаменателю — главное, чтоб не задеть возможных амбиций и не вызвать обид в предрасположенности хозяев к какой-либо стороне.

При этом доходило до курьезов. Так, неожиданной проблемой стало то, что в резиденции, отведённой для Шастри, не оказалось бильярда, а в пакистанской резиденции он был. Сначала просто хотели злополучный стол для игры убрать, но потом решили быстро изготовить ещё один, что, как выяснилось, оказалось затруднительным, поскольку ни соответствующих дерева, мрамора и сукна на складах не нашлось. И всё-таки из положения вышли: разыскали мастера с дореволюционным стажем, а также какой-то похожий старый и потрёпанный стол из Дома офицеров и, буквально по нитке собрав все материалы, сделали замечательный бильярд.

Из Москвы в Ташкент прислали даже поваров и официантов, имевших опыт угощения иностранных гостей и знающих особенности национальных кухонь и этикета. Соответствующим образом оборудовали зал для переговоров и необходимые помещения в Доме правительства республики.

Бывший старший метрдотель Кремля Ахмет Саттарович Саттаров, впоследствии ставший известным татарским поэтом, спустя почти четыре десятка лет рассказал о событиях, которым он был непосредственным свидетелем. После службы в армии с 1960 по 1972 годы он работал в правительственной спецгруппе, обслуживая первых лиц государства и государственные приёмы. Особенно часто его приглашали на обслуживание делегаций с Арабского Востока и Африки, как знающего восточный, мусульманский этикет.

В данном случае ташкентская командировка оказалась нелёгким делом, так как европейский протокол сильно отличается от мусульманского и буддистского.

«Со мной, — поделился Саттаров, — в Ташкенте было 34 самых лучших кремлёвских официанта и метрдотеля, но сил не хватало и выкладывались мы на полную катушку. Мы перетрясли весь запас эмира бухарского, нашли там даже рюмки из тёмного горного хрусталя, золочёную посуду, серебряные блюда, короче, выложили всё это на высшем уровне, показали товар лицом.

Косыгин почти каждый вечер звонил мне, спрашивал, как идут дела. И что интересно, задавал не только официальные, но и личные вопросы: как вас разместили, как местное начальство, как принимают? Я отвечал: всё отлично, кормят нас хорошо, поместили в гостинице вместе с членами нашего правительства, жалоб нет».


Шастри и его окружение, прилетевшие из тёплого Дели, почему-то вовсе не предполагали, что январская погода в Ташкенте будет не такой, как на родине. Хозяева срочно стали искать достойное для должности премьера зимнее пальто — требовался самый малый, почти подростковый размер из-за небольшого роста премьера. К счастью, такое обнаружилось на складе местного ЦУМа.

В аэропорту и во время следования правительственных кортежей на улицах стояли толпы ташкентцев с приветственными флажками и плакатами. По какой-то причине индийских оказалось значительно больше, чем пакистанских, но на это уже мало кто обратил внимание.

Переговоры

Главное, было начать переговоры и провести их максимально конструктивно. Коренная проблема состояла в том, что лидеры конфликтующих сторон, учитывая накалённость обстановки в своих странах, поначалу не желали никаких компромиссов, резонно побаиваясь дома обвинений в уступчивости противнику.

Фото: Шастри и Айюб за столом

Внешне совершенно непохожие — высокий и импозантный Айюб Хан и совсем маленький, как подросток, Шастри – сходились в одном – во взаимной неприязни, в своей твёрдости, упрямстве, в отстаивании национальных позиций.

Едва ли не с первых часов встреча грозила провалом. Алексей Николаевич при этом проявил действительно адово терпение и завидную дипломатическую активность. В дебюте переговоров Косыгин деловито выделил вопросы, по которым Индия и Пакистан зашли, казалось, в тупик неразрешимых разногласий. Он предложил сначала договариваться там, где точки соприкосновения есть, и шаг за шагом этот рациональный принцип действительно привёл к успеху.

Переговоры, впоследствии получившие название Ташкентской конференции, начались во второй половине дня 4 января после неофициального общения сторон в загородной резиденции и обеда. В течение нескольких последующих дней главы Индии и Пакистана при посредничестве советского премьера вели обсуждение различных вопросов двусторонних отношений.

Косыгину приходилось постоянно курсировать между резиденциями Шастри и Айюб Хана, он буквально метался между двумя руководителями, всячески уговаривая и убеждая того и другого. Приходилось стойко выслушивать позиции и требования обоих противников, передавать их претензии и жалобы от одного другому, подсказывать возможные развязки и формулировки. Не меньше десяти раз Алексей Николаевич наедине встречался с Айюб Ханом и столько же с Шастри. И каждая продолжалась по одному, два, три часа.

Выносливость и терпимость Алексея Николаевича обескураживала даже видавших виды дипломатов. По отзывам людей, знавших его, руководитель правительства всегда быстро усваивал суть дела, не боялся вступать в дискуссии по самым острым вопросам. В беседах был сдержанным и немногословным, предпочитал сразу переходить к серьёзным вещам и проблемам. Говорил логично и аргументированно, умел свободно и без суеты выходить из самых затруднительных положений. Один из немногих в тогдашнем советском руководстве Косыгин мог спокойно, без риторических эффектов и актёрской позы выступать на пресс-конференциях. Именно такая дипломатия, основанная на личном таланте и преданности державе, давала необходимый эффект.

Помогал стиль работы Косыгина, с ним было легко, все чувствовали себя членами одной команды, без ранжиров. Огромное значение имели и его интеллект и феноменальная память. Почти на всех беседах с нашей стороны присутствовал Громыко, который тоже отличался высочайшим тактом и глубиной знаний.

Все встречи проходили в обстановке строжайшей секретности. Конфиденциальность укрепляла доверие сторон к советскому посредничеству. Оба лидера беседовали с Косыгиным очень откровенно и доверительно, в уверенности, что их слова — порой весьма обидные в отношении партнёра — никогда не станут достоянием публики.

Уникальность ситуации заключалась и в том, что закрытая информация об Индии и Пакистане, которой располагали в Советском Союзе, не использовалась против них или к выгоде СССР – она помогала уходить от бесполезной полемики, концентрироваться на действительно важных проблемах.

Несмотря на занятость и плотный график, высоким гостям подготовили культурную программу. Вечером 8 января все три делегации присутствовали в Театре оперы и балета имени Алишера Навои на балете «Лебединое озеро» (кстати, в тот день танцевал тогда молодой Владимир Васильев).

В последний день

Дипломат Андрей Михайлович Вавилов, знаток английского, хинди и бенгальского языков, участвовавший во встрече, привёл запись из своего дневника:

«Интенсивность переговоров достигла апогея 9 января. Это был предпоследний день конференции. 10-го она должна была завершиться. 11:00 – с Шастри (1,5 часа). 14:00 – с Айюбом (1 час). 16:45 – с Айюбом (1,5 часа). 18:45 – с Шастри (2,5 часа). 21:30 - с Айюбом (1 час). 23:45 – с Шастри (1 час).

Под самый занавес стороны согласились на освобождение занятых ими территорий. Последнюю трудную уступку сделал Шастри: отдать отвоёванный участок высокогорной кашмирской земли (в итоге в Декларации был упомянут отвод войск, неприменение силы и сделана ссылка на Джамму и Кашмир, где «стороны изложили свои соответствующие позиции»).

Было 15 минут после полуночи (уже 10 января), когда Шастри подтвердил Косыгину, что согласен с окончательным текстом Декларации…

Громыко сказал, что много пережил переговоров, но эти были самыми трудными. Было около двух ночи».


До самой последней минуты итоговый документ буквально просеивался сторонами, тщательно подбиралось и взвешивалось значение каждого слова. 10 января в 16 часов состоялось подписание.

Подписанная Декларация предусматривала отвод войск, возвращение военнопленных, решение проблемы беженцев, возобновление нормальной деятельности дипломатических представительств, прекращение пропаганды, восстановление экономических и торговых связей, продолжение встреч на высшем уровне. В отдельном пункте выражалась «глубокая благодарность Председателю Совета Министров СССР за его дружескую и благородную роль» в обеспечении успеха встречи. Он приглашался засвидетельствовать Декларацию.

Поставив подписи, Айюб Хан и Шастри повеселели, подошли друг к другу и под гром аплодисментов обменялись рукопожатиями.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина
На фото: Три лидера у стола, пожимающие руки

В том, что переговоры успешно завершились, несомненно, заслуга советского лидера. Это был неоспоримый советский внешнеполитический триумф, вошедший в историю дипломатии.

Несомненно, в дни индо-пакистанских переговоров и в последующие годы Косыгин переживал золотую пору государственного деятеля и политика. Никогда специально не изучая дипломатию, ему оказалось по плечу остановить кровопролитный конфликт, грозивший перерасти в катастрофу для всей Южной Азии. Отмечая это, конечно, нужно учитывать и то, что Алексей Николаевич прочно опирался на мощь и авторитет Советского Союза и на собственную репутацию опытного государственного деятеля и глубоко порядочного человека.

Косыгин был уверен, что Советский Союз должен хладнокровно, без комплексов, но с ощущением собственной силы, разговаривать с миром, чтобы развиваться, доминировать, торговать, входить в международные организации и не выслушивать чьи-то поучения.

Это был образцовый пример международного посредничества. Да, с тех пор отношения двух государств не стали безоблачными, но большой войны, на пороге которой стояли тогда крупнейшие соседи Советского Союза, не случилось. В истории мировой дипломатии судьба отвела Ташкентской декларации немного времени. Она оказалась компромиссом, который мог бы открыть новую страницу в отношениях двух крупных азиатских государств. По крайней мере, в течение пяти последующих лет Ташкентская декларация оставалась для Индии и Пакистана действующей и сдерживающей силой. Однако, если у сторон не достаёт политической воли выполнять подписанные обязательства, какие бы самоотверженные усилия ни прилагали посредники, договорённости стоят немного….

Печальный эпилог

К сожалению, подписями Шастри и Айюб Хана на историческом документе драматическая неделя и испытания на прочность советского лидера не закончились.

Вечером последнего дня в Доме приёмов Совета Министров Узбекской ССР от имени хозяев состоялся большой приём, где пакистанцы с индийцами уже начали друг с другом общаться неформально. Было торжественно и в то же время шумно и весело.

Рассказывают, Шастри выглядел усталым. Согласно индуистским традициям, спиртного не принимал, но был улыбчив и не показывал, что чувствует себя не очень хорошо. После концерта Шастри первым выразил желание, как сказал Косыгину, «улизнуть» в свою резиденцию. Утром он должен был отправиться с визитом в Кабул по приглашению короля Захир Шаха. Примерно в 10 вечера попрощался с Айюб Ханом. Они дружелюбно, как всем показалось, пожали друг другу руки, обменялись на хиндустани: «Кхуда хафиз — Да хранит вас бог» (разговорный язык в Индии и Пакистане практически одинаков).

Личный переводчик Косыгина Виктор Михайлович Суходрев, неизменно сопровождавший премьера, вспоминал, что Косыгин вышел с ним к машине, они тепло попрощались. Вскоре засобирался и Айюб Хан. Косыгин пошёл проводить и его. Пакистанский президент неожиданно предложил Алексею Николаевичу, не согласится ли он зайти к нему выпить виски на сон грядущий. Косыгин секунду-другую поколебался, и они пошли.

Минут двадцать хозяин и гость поговорили о прошедшей встрече. Айюб Хан очень тепло поблагодарил Косыгина за отлично выполненную посредническую миссию. Затем Алексей Николаевич отправился в свою резиденцию, а Суходрев на другой машине поехал в центр Ташкента, в гостиницу, где размещалась советская делегация. Ничто не предвещало ночной драмы.

Впереди предстоял отлёт Шастри и Айюб Хана. Косыгин должен был поочередно провожать их в аэропорту. Потом вылет в Москву. И едва Виктор Михайлович начал засыпать, как примерно в половине второго ночи раздался телефонный звонок: «Виктор, вставай скорее! Шастри умирает! Из резиденции индийского премьера сообщили, что у Шастри сильный сердечный приступ, туда уже выехали врачи из ташкентской спецбольницы»…

«Уже на подъезде к резиденции мы нагнали машину Косыгина и въехали во двор буквально у неё на хвосте, — рассказывал Суходрев. — В дом я вошёл сразу за Алексеем Николаевичем. Нас немедленно повели в спальню Шастри. Первое, что мы услышали, были звуки сильного, учащённого дыхания. Так дышат пожилые люди, когда им приходится подниматься пешком на высокий этаж. Посреди комнаты, прямо на полу, лежал Шастри. Над ним, стоя на коленях, колдовали врачи.

— Так он жив?! — воскликнул Косыгин.

Подняла голову одна из врачей, пожилая женщина, как потом выяснилось, — ведущий кардиолог ташкентской правительственной больницы. На лице у неё было такое безнадёжное отчаяние, что мы поняли: Шастри спасти не удастся. Собственно говоря, он уже умер, дыхание было мнимым — лёгкие раздувал аппарат искусственного дыхания».

Его личный слуга рассказал потом, что премьер-министр чувствовал себя нормально, собирался лечь спать, попросил чаю. Потом вдруг встал, сказал на хинди: «Мама, мама» — и упал.

В особняк уже приехали министр иностранных дел, министр обороны, посол Индии. Все были в полной растерянности…»


Свидетели отмечают одну немаловажную деталь, возможно, ускорившую кончину Шастри.

Рассказывают, вернувшись с приёма, Шастри позвонил сыну и супруге в Дели. Спросил её, каково впечатлении о конференции. Она сообщила о негативной реакции правой оппозиции в Индии — некоторые деятели назвали Декларацию предательством, что он вернул Пакистану отвоёванный индийскими солдатами горный перевал в Кашмире. В прессе уже появились обвинения в подрыве интересов страны…

По-видимому, слова жены Шастри воспринял болезненно. По приезде домой он должен был отчитываться в парламенте и доказывать правильность своих действий — обосновывать те необходимые уступки, на которые пошёл во время переговоров. Шастри знал и, несомненно, очень переживал, что далеко не все согласятся с достигнутыми компромиссами.

«Так получилось, — продолжает Суходрев, — что мы с Косыгиным какое-то время оставались вдвоём в спальне Шастри: одни члены индийской делегации связывались с Дели, другие проводили экстренное совещание. После некоторого замешательства министр иностранных дел Индии сказал, что надо накрыть тело Шастри индийским национальным флагом. Начали искать флаг. В конце концов он обнаружился у начальника нашей охраны. Я взял его и вернулся в спальню. Мы с Алексеем Николаевичем встали по обе стороны кровати, на которой лежало тело Шастри, развернули флаг и аккуратно накрыли им покойного.

По индийским обычаям тело умершего следовало кремировать на следующий день после смерти. Поэтому гроб с телом премьер-министра надлежало срочно отправить в Дели»...


«Отравление»

Теперь вернёмся к рассказу Ахмета Саттарова.

«Наконец-то был подписан договор о мире. Все ходят радостные, празднуют. Организовали банкет, после него нас оставили, заходит Косыгин, местное руководство – Курбанов (Председатель Совета Министров Узбекской ССР. – Прим.), Насриддинова (Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР. – Прим.), прочие. Косыгин сказал прилюдно: «Старшего наградить!» Я подумал, мне медаль или орден дадут, вроде «Дружбы народов».

Мы тоже счастливые, сели за стол, покушали. Откровенно говоря, для нас это была просто адская работа. Мы обслуживали сразу в трёх местах, но работали чётко, слаженно, незаметно, как невидимки... Предугадывали любое желание клиентов, перехватывали любое движение, любой жест…

Итак, банкет закончился, гости разъехались. Все довольны. И вдруг охранник с 9-го управления КГБ, с которым только что коньяк пили, заходит ко мне и говорит: «Саттарыч, вставай, Шастри убит!» Я поднимаюсь как в бреду, говорю: «Брось ты к чёрту такие шутки!» Он говорит: «Это не шутки, буди своих ребят!» Ребята тоже в недоумении. Я встал, а на нашем шестом этаже корпункт был американский, так там вообще суета творится невообразимая. Американки полуголые, в прозрачных одежках, выскочили и звонят по своим редакциям – передают сенсационную новость. Мы только сели в свою “Чайку” — а на нас — раз, и наручники надели, не успели почувствовать... Повезли в местечко Дульмень (правильно: Дурмень. – Прим.). Само место невероятно красивое – арыки, виноградник. Привезли на место, бросили в полуподвал, рассадили на табуретки, приказали не разговаривать. Сидим в наручниках, вокруг охрана. Перешёптываемся. Выясняется, что якобы было отравление. Мы тоже были уверены, что отравили – поскольку не слышали ни выстрелов, ни взрывов.

Сидим. Привезли индуса — личного повара Шастри. Он готовил блюда, а мы подавали. Вообще-то индийский премьер был строгим вегетарианцем, ел в основном орешки, фрукты и тому подобное. Мы все подумали на индуса. Индус плачет. Прошло пять-шесть часов, и вдруг идёт большая делегация во главе с Косыгиным, охрана, министры, врачи. Пришли освобождать нас. Шастри сделали вскрытие и установили диагноз – инфаркт»...

Но вскрытия не было, приехавшие доктора делали кардиограмму и брали кровь на анализ, который показал отсутствие каких-либо внешних воздействий. Непрямой массаж сердца, внутрисердечные инъекции, подключение к аппарату искусственного дыхания – ничто не дало результатов. По всем признакам, был инфаркт. Известно, что раньше у Шастри в разные годы уже было три таких, но он предпочитал лечиться только йогой и травами.

Если у присутствующих в те минуты и была растерянность, то в самой меньшей мере у Косыгина. Алексей Николаевич сразу же начал отдавать короткие приказания: «Гроб. Кумач. Траурный креп. Красно-чёрные повязки. Венки»… Маршалу Малиновскому: «Лафет. Бронетранспортёр. Солдат...» Кто-то из местных спрашивает: «Где взять кумач, ведь ночь, директора не можем найти, а ключи у него…» Косыгин: «Взломайте двери или окна, забирайте, что нужно. Поставьте солдат охранять. Свяжитесь с авиационным заводом — пусть немедленно сделают алюминиевый гроб»...


Возможно, так же твёрдо и решительно Косыгин действовал во время Великой Отечественной войны, организуя эвакуацию населения и предприятий, налаживая снабжение осаждённого Ленинграда.

К утру всё было готово. В 09:30 через скорбно стоящих жителей вдоль улиц города – уже без флажков — большой траурный кортеж двинулся в аэропорт. На приспущенных флагах чёрные ленты.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина
На фото: Косыгин и Айюб несут гроб


Айюб Хан, который ждал на аэродроме, встал рядом с Косыгиным в почётном карауле. Они проводили гроб до самолёта, осторожно помогли поднять его по крутому трапу и установили в центре салона, откуда уже была убрана часть кресел.

Траурная музыка. Двадцать один резкий выстрел прощального салюта…

Вместе со своим покойным премьером улетели члены индийской делегации.

Из Москвы пришло решение, что на похороны должен отправиться и Косыгин. Собственно, у него вряд ли были сомнения в необходимости лететь на похороны, он лично, как свидетель, обязан проинформировать индийское руководство о происшедшем в Ташкенте: ходе переговоров и обстоятельствах смерти Шастри. Алексей Николаевич присутствовал на кремации и, как водится, провёл несколько важных встреч, включая с влиятельным политиком и будущим премьер-министром, дочерью Джавахарла Неру Индирой Ганди.

Договорённости в Ташкенте в общем-то снизили накал страстей и ненависти к Пакистану, но смерть Шастри всколыхнула подспудную массовую неприязнь. Подозрения Индиры Ганди в отношении Айюб Хана удалось развеять в первых же беседах в Дели. Косыгин убедил её в том, что Шастри не принимал решения единолично, а всегда советовался со своей делегацией, они решали вместе.

Вакуума власти после смерти Шастри не случилось. Индира Ганди была, по выражению тех лет, «прогрессивным» деятелем, преданной курсу неприсоединения и разделявшей идеи своего отца об индийском пути. Главное, она доверяла Советскому Союзу и всегда рассчитывала на его поддержку.

Между тем нелишне сказать, что смерть Шастри дала повод для целой массы политических спекуляций о якобы его отравлении. Версии о заговоре и убийстве появились сразу же в течение нескольких часов после смерти Шастри. В оппозиционной индийской и западной прессе вовсю разгонялась идея об убийстве, причём с намёками на то, что к тому причастны советские спецслужбы. Справедливости ради стоит отметить, что с индийской официальной стороны подобные абсурдные утверждения не принимались.

О том, что это было отравление, не могло быть и речи. «Девятка» из советской госбезопасности крайне жёстко контролировала все приёмы, в том числе и качество продуктов и напитков. Продукты без тщательного лабораторного анализа не могли попасть ни на банкетный стол, ни в холодильники в апартаментах глав государств. Под наблюдением КГБ и охраны гостей находилось каждое движение обслуживающего персонала. Возможность для подобного покушения, по мнению специалистов, практически исключалась.

Многие из сторонников и близких родственников бывшего индийского лидера в то время отказались и с тех пор отказываются поверить в обстоятельства его смерти. Об отравлении Шастри бездоказательно заявляла и его вдова Лалита Шастри.

В 1970-е годы оппозиция напрямую обвиняла в убийстве Шастри Индиру Ганди, а после её отстранения от власти в 1977 году даже была создана парламентская комиссия, которая расследовала обстоятельства гибели премьера. В периоды местных политических склок в Индии эта тема хоть и возникает, однако, ещё в 2000 году тогдашний премьер-министр Атал Бихари Ваджпаи однозначно признал: «Тайна теперь более или менее прояснена. Нет оснований подозревать, что смерть не была естественной». Во всяком случае, для современных индийских политиков эта тема уже давно не актуальна.

И вновь в Ташкенте

Разумеется, никто из тех, кто участвовал в Ташкентской конференции, не мог предполагать, что Алексею Николаевичу Косыгину вскоре вновь придётся прилететь в столицу Узбекистана. 26 апреля 1966 года город потрясло землетрясение силой более восьми баллов. Ташкент, в массе своей одноэтажный и глинобитный, оказался донельзя разрушенным.

В тот же день для оказания помощи пострадавшему городу прибыли первый секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев и председатель Совета Министров СССР А.Н. Косыгин с большой группой специалистов из профильных министерств. Немедленно высшим руководством Советского государства было принято решение не просто восстановить город, но превратить его в достойную столицу Узбекской ССР, и в этом, как было специально подчёркнуто, примет участие вся страна.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина
На фото: Л.И. Брежнев и А.Н. Косыгин


Подверглись разрушению более двух миллионов квадратных метров жилой площади, несколько тысяч медицинских, промышленных, административных зданий, объектов торговли и общественного питания, коммунальных предприятий, учебных заведений и учреждений культуры. Абсолютно без крыши над головой остались свыше 300 тысяч человек из проживавшего тогда в Ташкенте миллиона. Подавленные стихией и испуганные люди, покинув свои дома, жили в палатках.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина

В определённом смысле ташкентцам повезло — природный катаклизм, разрушивший большую часть города, не воспринимается сегодня как большая человеческая трагедия. Из-за особенностей подземных и продолжавшихся долгое время толчков, погибших было, по разным данным, немного — от четырёх до восьми человек — люди успевали покинуть дома. Землетрясение означало конец старого Ташкента и начало современного многоэтажного мегаполиса.

На спешно созванном совещании с руководителями республики А.Н. Косыгин, обращаясь к Ш.Р. Рашидову, первому секретарю ЦК Компартии Узбекистана, сказал: «К вам приезжает много гостей из зарубежных стран, и они, как правило, смотрят памятники старины Самарканда и Бухары. А Ташкент же – наш форпост на Востоке. У города должно быть своё лицо, здесь должны появиться современные, очень красивые объекты, на которые ваши гости могли бы смотреть с большим интересом».

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина

По воспоминаниям участников того совещания, Брежнев очень часто обращался к Косыгину с тем или иным вопросом, спрашивая его мнение. Так, благодаря Косыгину, тут же было поддержано обращение Рашидова с просьбой разрешить строительство в Ташкенте метрополитена, а также определены объёмы сил и средств, которые смогут поставить союзные республики для восстановления Ташкента, и ряд других задач. Другим благоприятным для Ташкента обстоятельством явилось и предложение покончить с глинобитным городом, но и не сооружать чего-либо временного, которое, как сказал тогда Брежнев, «может стать постоянным».

Старшее поколение помнит, насколько острейшей социальной проблемой оставался в 1960-е годы жилищный вопрос. Практически каждый регион страны нуждался в срочном его разрешении. Тем не менее союзное правительство и власти в республиках приняли исключительное решение направить в Ташкент максимально возможную помощь.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина
На фото: Панорама строительства

Координацию гигантского потока направляемой помощи и контроль за возрождением разрушенного города принял на себя Совет Министров СССР во главе с Алексеем Николаевичем Косыгиным. Именно ему, имевшему бесценный опыт массовой эвакуации из временно оккупированных районов в годы Великой Отечественной войны, оказалась под силу столь масштабная и архисложная организаторская задача. Нёсший на себе колоссальный груз ответственности, опыт и образ своего времени, Косыгин с честью справился с нею, как и всегда со всём, в чём участвовал.

В Советском Союзе уже был опыт экстренной помощи разрушенным городам. После нашествия гитлеровцев пришлось поднимать сотни больших и малых поселений. Пережила свою трагедию в 1948 году и Средняя Азия, когда землетрясение стёрло до основания Ашхабад. Но такого масштаба восстановления, как в Ташкенте, история не знала. Никто и никогда после не выполнял подобный объём работ и в такие сроки: ни в позднем Союзе при Горбачёве в 1988-м в Армении, где и нынче лежат руины, ни тем более за рубежом.

Москва, Ленинград, все союзные республики мгновенно откликнулись на беду. В считанные дни сюда потянулись эшелоны со строительной техникой и оборудованием, приехали тысячи людей со всего Советского Союза – строители, специалисты, студенты. На окраинах города развернулись 16 военно-строительных отрядов, поставивших первые сотни сборных домов. Самолёты и поезда увозили тысячи детей в пионерские лагеря и здравницы всей страны, включая «Артек». До сих пор эти выросшие дети вспоминают то лето, как лучшее в своей жизни.

В Москве, к примеру, за счёт города было решено возвести в столице Узбекистана не меньше 230 тысяч квадратных метров жилой площади и большой комплекс зданий культурно-бытового назначения. Фундамент первого московского дома был заложен уже ровно через месяц после землетрясения. К «московскому» жилью ленинградцы добавили 100 тысяч, края и области РСФСР — 330, Украина —160, Белоруссия —25, Казахстан —28, Грузия —25,5, Азербайджан —35, Литва —20, Молдавия—6, Латвия—7,5, Киргизия—11,5, Таджикистан— 8, Туркмения—9, Армения—15, Эстония—5,4 тысячи квадратных метров. Заново возводились здания фабрик и заводов, выросли новые кварталы, микрорайоны.

Появился город-спутник Сергели. Военные строили здесь дома как временное быстровозводимое жильё, планировалось, что через 20 лет жителей переселят в многоэтажки, но как к концу СССР оказалось, по словам Л.И. Брежнева, «нет ничего более постоянного, чем временное»…

К новому 1967 году все пострадавшие оказались под крышей, никто не остался в палатках.

Город был полностью восстановлен за три с половиной года. Ташкент стал первым и единственным городом в СССР, где ликвидировали бараки и коммунальные квартиры. В советское время он стал своеобразной витриной социализма, сюда регулярно возили делегации из Азии, Африки и Латинской Америки. Песня Давида Тухманова на слова Льва Ошанина и Рамза Бабаджана «Сияй Ташкент, звезда Востока!» отнюдь не была чрезмерным преувеличением.

Что бы ни говорили сегодня отдельные либеральные вещуны, восстановление Ташкента было реальным воплощением политики дружбы народов СССР. Именно после 1966 года узбекская столица реально превратилась в крупный индустриальный и культурный центр Центральной Азии, жить в ней было престижно и удобно. Город вобрал в себя культуру разных народов, но в то же время сохранил национальный колорит, который всячески подчёркивался в новостройках.

Конечно, за прошедшие без малого шесть десятилетий узбекская столица неузнаваемо преобразилась, ныне она красивый, современный город с почти трёхмиллионным населением. Нисколько не идеализируя прошедшие годы, вместе с тем без ложного пафоса непременно следует признать, что мощнейший импульс в развитии Ташкента задало прежде всего его коллективное восстановление всей страной из глинобитных руин. Восстановление волей Советского государства, руками всего советского многонационального народа.

До относительно недавних пор на многих ташкентских зданиях сохранялись надписи: «Москва», «Ташкенту от белорусского народа», «Подмосковье – Ташкенту», «Челябинск», «Беларусь», «Алма-Ата — ташкентцам», «Воронеж», «Нижний Тагил» и так далее. Дома, которые строили бригады из Таджикистана, украшают мозаики с таджикскими мотивами. В жилых кварталах стояли памятные знаки, свидетельствовавшие о том, что их построили украинцы, грузины, армяне, литовцы. Жители и гости узбекской столицы посещали магазины и кафе «Украина», «Донецк», «Москва», «Белоруссия», «Берёзка», «Киевлянка».

Увы, эти надписи и названия в последние годы исчезли полностью. Однако более одного миллиона квадратных метров жилья и, кроме того, десятки школ, больниц, детских учреждений и иных объектов инфраструктуры, построенных в Ташкенте в очень короткий срок. Заново возводились новые кварталы, микрорайоны, здания фабрик и заводов, дороги. Особо подчеркнем: в условиях все еще достаточно скромных возможностей страны - это подлинный памятник трудового подвига советских людей. Для понимания масштабов сравнения и сделанного Россией следует знать, что к концу 1960-х годов на всей огромной территории РСФСР за счет государственных и кооперативных средств в городах и селениях ежегодно вводилось не больше 60 миллионов квадратных метров жилья.

В нынешнем независимом Узбекистане о том периоде в истории республики говорить не принято. Более того. Скажем, послушав бывшего первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана и президента Каримова, оказывается, союзной властью после землетрясения «был нанесён большой ущерб неповторимой природе Ташкента, загублено большое количество садов, зарыты арыки и родники, а вместо них бездумно построили предприятия и похожие друг на друга многоэтажные дома…» И – внимание, не поверите! — по словам главы нового государства, «в построенных домах… остались жить приезжие, а не сами ташкентцы»… Правда, всё это иная история.

Послесловие

В Ташкенте в честь умершего Лала Бахадура Шастри были установлены памятник, бюст, две мемориальных доски, его именем названы культурный центр и школа, в которой изучается хинди. Имя Шастри носит одна из старых ташкентских улиц, в начале 1990-х недолго звавшаяся именем академика Садыка Азимова, отца бывшего банкира и сановника Рустама Азимова, вскоре попавшего в опалу и улицы лишённого. А собственно сама улица, кстати, с 1883 года – 100-летия со дня рождения Василия Андреевича Жуковского — вплоть до разрушительного урагана массовых переименований имела имя русского поэта и писателя. Старожилы и теперь так называют её — Жуковская. В доме 54 в годы войны в эвакуации в нём жила Анна Ахматова: «Пора забыть верблюжий этот гам / И белый дом на улице Жуковской…» (Между прочим, переименована теперь и улица имени Анны Ахматовой в пригороде, где военными строителями построен спутник Ташкента.)

Улица Жуковская — сейчас имени Шастри. А вот скромная мемориальная доска на бывшем Доме правительства, на которой было сказано, что здесь состоялась историческая встреча лидеров Индии и Пакистана при участии А.Н. Косыгина, исчезла.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина
На фото: Мемориальная мраморная доска

Её демонтировали при сносе здания в 2003 году, чтобы возвести на том месте кабинеты для администрации президента Узбекистана Ислама Каримова. Где сейчас находится эта небольшая коричневая мраморная плита, неизвестно.

Скорее всего, она разделила судьбу бесследной утраты множества других памятных знаков о российском и советском присутствии – названий населённых пунктов, улиц и площадей, заводов, парков, памятников и других меморий в честь наших соотечественников, оставивших большой созидательный след на земле Узбекистана. Также трудно найти сейчас следы названий жилых кварталов и домов, возведённых в Ташкенте московскими, ленинградскими и другими строителями из России и других союзных республик. Естественно, имени Косыгина теперь нет нигде (зато, например, некоторое время вместо Сергея Кирова была улица Кемаля Ататюрка, впрочем, тоже испытавшая переменчивость взглядов и настроений бывшего первого секретаря ЦК республиканской Компартии и президента Каримова).

И напоследок. В Москве несколько лет назад вопреки установленным и действующим столичным правилам торжественно поставили бронзовое изваяние бывшему президенту Узбекистана Исламу Каримову. Именно тому самому, с чьего повеления или согласия с географических карт и исторических мест напрочь устранены многие русские имена, включая совсем негромкое упоминание об Алексее Николаевиче Косыгине. Впрочем, это тоже другая история.

Ташкентская декларация Алексея Николаевича Косыгина
На фото: Алексей Косыгин

Текст: Вячеслав Тарбеев,
советник директора Государственного архива Российской Федерации

Фотографии из архива семьи А.Н. Косыгина и открытых источников.

Российское историческое общество

ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ

Поиск по сайту

Мы в соцсетях

Вестник №3/2024

КНИГИ

logo.edac595dbigsmall.png

Новости Региональных отделений

В Мурманске открылась выставка, посвящённая 85-летию начала советско-финской войны

В Мурманске открылась выставка, посвящённая 85-летию начала советско-финской войны

В Мурманске открылась выставка «Зимняя война», посвящённая 85-летию начала советско-финской войны 1939–1940 годов.

 

Подведены итоги летней археологической экспедиции на памятнике «Гащенка, городище-1»

В Амурской области подвели итоги летней археологической экспедиции на памятнике «Гащенка, городище-1»

В июле-августа 2024 года, к 70-летию Дальневосточной археологической экспедиции, Центр по сохранению историко-культурного наследия Амурской области провёл археологическую экспедицию на памятнике «Гащенка, городище-1».

 

Личность Александра Васильевича Колчака обсудили на круглом столе в архиве Омской области

Личность Александра Васильевича Колчака обсудили на круглом столе в архиве Омской области

В Центре изучения Гражданской войны Исторического архива Омской области состоялся круглый стол «Верховный правитель России А.В. Колчак: личность и память».

Прокрутить наверх