За что Евфимию Васильевичу Путятину был пожалован титул графа и почему на его гербе изображён щит, который поддерживает справа русский офицер с флагом чрезвычайного посольства, а слева – японский солдат? Об этом рассказывает ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН кандидат исторических наук Нелли Лещенко.

Решение Николая I отправить в Китай и Японию экспедицию по главе с вице-адмиралом Евфимием Путятиным было мудрым во всех отношениях. Знаток хитросплетений внешнеполитических амбиций великих держав на морях и на суше, Путятин имел значительный опыт работы в дипломатических миссиях и прекрасно подходил на роль представителя России в стране, вокруг которой всё более разгорались европейские геополитические страсти. В ходе переговоров с японцами ему удалось справиться со сложным поручением, полученным в августе 1852 года от Министерства иностранных дел, «убедить японское правительство позволить нашим судам и нашим торговцам приставать если не к разным пунктам Японии, то хотя бы к одному известному месту, имеющему удобный порт…».

Миссия Путятина также состояла в том, чтобы убедить японцев: Россия не нуждается в новых территориях, но установление границ в этом районе было бы лучшим залогом мирных отношений. Инициатива России не осталась незамеченной западными державами: забеспокоились голландцы и американцы. Эскадра американца М. Перри, отправившись из Шанхая на Рюкю, поспешила опередить русскую миссию…

Герб графа Е.В.Путятина

Путь переговоров Путятина с представителями японской стороны, завершившихся подписанием в 1855 году первого русско-японского договора, не был лёгким. События Крымской войны, враждебное отношение Англии и Франции не улучшали политический фон затянувшихся переговоров. Подход к Петропавловску англо-французской эскадры, недельное сражение и победа русских в боях с превосходящим вчетверо по численности противником, высадка сил англо-французской эскадры на о. Уруп в сентябре 1854 года и уничтожение фактории Русско-американской компании ещё более усугубили обстановку и сделали подписание договора с Японией насущной задачей момента.

Что же позволило Путятину успешно завершить свою миссию, несмотря на то, что японцы были хорошо осведомлены о реальном положения дел в ходе Крымской войны и понимали: ослабевшая Россия в ближайшее время не сможет послать боевые корабли к берегам Страны восходящего солнца? Прежде всего профессионализм, упорство и достойное поведение в общении с японцами, без использования тактики угроз и давления на партнёров по переговорам. В своём отчёте об экспедиции Евфимий Васильевич пояснял: «Я начертал себе систему действий в сношении с этим народом, в основании которой принял кроткое и дружеское с ним обращение, снисходительное соблюдение законов и обычаев страны и твёрдую, спокойную настойчивость в переговорах по возложенному на меня поручению».

«…До последнего дня моего пребывания в Японии, не только ни разу не нарушил доброго между мною и японскими властями согласия, но установил оное на правовых основаниях, смею думать и надолго вперёд... Заключение трактата о торговых и дружественных сношениях с Японией, которое при возрастающем развитии торгового мореплавания в нашем отечестве, при нынешнем распространении нашего народонаселения по берегам Восточного океана о соприкосновении российских границ с японскими, несомненно, поведёт к самым благим последствиям для поддержания обоих государств».

Из «Всеподданнейшего отчёта

генерал-адъютанта графа Путятина

о плавании отряда военных судов наших

в Японию и Китай, 1852–1855».

Нельзя не отметить, что и представители японской стороны проделали свой путь к достижению взаимопонимания на переговорах с русскими. Путятин подчёркивал, что японские уполномоченные Цуцуи и Кавадзи «в образе мыслей, выражениях, вежливости и внимании к нам мало чем отличались от образованных европейцев». Причём о Кавадзи Евфимий Васильевич с особым теплом писал, что тот «своим бойким здравым умом и искусной диалектикой был бы замечательным лицом во всяком европейском обществе». Путятин подводил итоги: «мы имели случай вполне удостовериться, что японцы, по описаниям путешественников, не напрасно считаются самой образованной нацией всех народов крайнего Востока. В остальные дни нашего пребывания в Нагасаки они не изменяли своего обхождения с нами, выражая тем, по их словам, искренность намерений японского правительства вступить в дружеские связи с нами».

Фрагмент японской картины середины XIX века "Прибытие Путятина"

 В отличие от побывавшего в Японии М. Перри, готового применить силу в переговорах с японской стороной (американцы и англичане подписали договоры с Японией незадолго до русских, в 1854 году), Путятин действовал лишь убеждением. И этот факт японцы прочувствовали в полной мере. Сравнивая русскую и американскую манеру ведения переговоров, японский историк и публицист Токутоми Сохо подчеркнул, что «русский посол, уважая древние законы Японии, старался словами убедить японцев. Коммодор Перри с самого начала пытался угрозами и демонстрациями напугать японцев и был готов прибегнуть к вооружённой силе».

Подписание Симодского трактата о торговле и границах 7 февраля (26 января) 1855 года завершило нелёгкий путь к установлению торговых и дипломатических отношений между Россией и Японией. «Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией…» – с таких многообещающих и не потерявших своей актуальности слов–пожеланий начинается текст Симодского трактата, лучший памятник Евфимию Васильевичу Путятину.

 Нелли Лещенко