В начале мая 2020 года весь мир отметил 75-летие окончания Второй мировой войны в Европе , а 2 сентября – 75-летие окончания этого крупнейшего вооруженного конфликта в истории человечества, распространившегося также на страны Азии и Африки.
Конец войны стал началом осмысления её опыта и уроков. Память о победе над нацизмом по сей день сохраняет свою политическую актуальность, оставаясь, в частности, одним из немногих способов декларации ценностей в сугубо прагматичной сфере современных международных отношений. За долгие годы, отделяющие нас от войны, в каждой из стран-участниц сформировались собственные подходы к осмыслению тогдашних событий. Не ставя перед собой задачу глубоко погрузить читателя в перипетии исторической политики, предлагаем лишь вместе поразмышлять над особенностями коллективной памяти в Германии, Италии, Франции, на Балканах и в Восточной Европе.
И сследования коллективной памяти, переживающие сегодня свой расцвет, восходят к идеям французского социолога Эмиля Дюркгейма, связавшего между собой воспоминания и идентичность. Эпические картины прошлого, как правило, содержат в себе наборы ценностей, вокруг которых консолидируются сообщества, отождествляющие себя со своими предками. Не случайно, противопоставив память и историю, французский историк Пьер Нора подчеркивал, что первая «помещает воспоминание в священное», а вторая «изгоняет его оттуда». Из этого следует, что для анализа коллективной памяти, тесно связанной скорее с современной политикой, чем с событиями прошлого, не применимы традиционные методы исторической науки и требуется принципиально иная исследовательская оптика. Трагедия Второй мировой войны придала мощнейший импульс изучению коллективной памяти. Можно сказать, что основной понятийный аппарат в этой области был сформирован именно в Германии, где опыт нацистского прошлого и последующее разделение страны стали предметом глубокой общественной рефлексии.
Атака. 1941 год. Фото Дмитрия Бальтерманца |
Нюрнбергский процесс провёл грань между обычным населением Германии и руководством Третьего рейха, виновным в военных преступлениях, однако политика денацификации, проводимая странами-союзницами вплоть до 1949 года, в ГДР и ФРГ принесла разные плоды. Как отмечал немецкий историк Маттиас Уль, на Востоке, где установился советский строй, лидеры СЕПГ трактовали фашизм как «власть финансового капитала», направленную против рабочего класса, строго в соответствии с определением, данным ещё Коминтерном. Новая государственность восточных немцев, возникшая на руинах Рейха, представала наследницей прогрессивной традиции, восходящей к Лютеру, Марксу и Тельману. Реакционный опыт тевтонского, прусского и гитлеровского милитаризма тем самым переносился на западных соседей, выбравших капиталистический путь развития. Именно им надлежало каяться и за развязывание войны, и за многочисленные злодеяния, совершённые на оккупированных территориях.
Ситуация на Западе складывалась сложнее. В период холодной войны и отсутствия новых военных кадров ФРГ была вынуждена привлекать бывших нацистов в государственные структуры. В 1950 году был создан Союз изгнанных, привлекавший внимание к судьбам беженцев с восточной территории Германии. Немецкому обществу пришлось пройти долгий путь, чтобы сместить акценты с собственных жертв на проблему вины перед жертвами гитлеровской агрессии. Понадобилось порядка двадцати лет, чтобы вопрос был впервые сформулирован именно так, и еще десять лет, чтобы политика «проработки прошлого» укоренилась в сознании германских элит. Важными вехами на этом пути были Франкфуртский процесс 1963– 1965 годов, проведённый над нацистскими преступниками самими немцами, открытие первых мемориальных музеев в концлагерях, проведение реформы школьного исторического образования. Федеральный канцлер Вилли Брандт привнёс эти принципы и во внешнюю политику Западной Германии, отказавшись от территориальных претензий к Польше и Чехословакии.
В 1980-х годах немецкая мемориальная культура прошла своего рода «проверку боем». После выхода работы историка-ревизиониста Э. Нольте «Европейская гражданская война (1917–1945). Национал-социализм и большевизм», уравнявшего коммунизм и фашизм (в его концепции обе мировые войны рассматривались как «европейская гражданская война», виновником в развязывании которой выступали коммунисты), развернулся так называемый «спор историков», реагируя на который президент ФРГ Гельмут Коль охарактеризовал позицию ревизионистов как «историческую политику». Этой формулировкой подчеркивалась ангажированность сторонников Нольте. Однако позднее, уже в 2000-е годы, с подачи нескольких польских авторов об исторической политике заговорили и в позитивном ключе.
С распадом советского блока и объединением Германии историческая культура, выработанная в ФРГ, стала претендовать на общеевропейский статус. Наряду с общим рынком и отменой внутренних границ она задавала единое пространство ценностей, не противоречащих опыту, пережитому другими странами Западной Европы. Уже в 1995 году президент Франции Жак Ширак, выступая на парижском стадионе Зимний велодром, где в годы оккупации содержали заключенных евреев перед отправкой в лагеря, признал частичную вину французского народа за соучастие в Холокосте.
Май 1945 года. Фото Евгения Халдея |
Специфика коллективной памяти во Франции определяется тем двойственным положением, которое эта страна занимала во время Второй мировой войны. С одной стороны, немецкая оккупация и режим Виши, с другой – мощное движение Сопротивления во главе с Шарлем де Голлем, позволившее Франции занять место в ряду стран-победительниц.
Несмотря на своеобразную денацификацию, проведённую сразу после войны, «синдром Виши», как назвал это явление французский историк Анри Руссо, продолжает довлеть над страной, раскалывая общественное сознание на несколько трудно сочетающихся друг с другом сегментов. Левые партии по-прежнему являются приверженцами идеи Сопротивления, центристы пытаются сочетать причастность к освободительному движению с попытками встроиться в дискурс коллективной вины и ответственности, а крайне правые партии всерьёз настроены на ревизию итогов Второй мировой войны и реабилитацию лидера коллаборационистов – маршала Петэна (одновременно являющегося и победителем немцев под Верденом в годы Первой мировой войны).
История Сопротивления уже стала важной точкой соприкосновения российских и французских интересов, поскольку серьёзное участие в освободительном движении на территории Франции играли советские граждане – военнопленные и «остарбайтеры», бежавшие из нацистских лагерей. В 2019 году Российское историческое общество и фонд «История Отечества» приняли участие в мероприятиях по увековечению памяти женского партизанского отряда «Родина», действовавшего в округе города Тиль. А в районе города Ланс сражался и партизанский батальон во главе с Василием Пориком – единственным из всех советских участников движения Сопротивления, получившим звание Героя Советского Союза. Сам командир отряда погиб в апреле 1944 года и был похоронен в городе Энен-Бомон. 8 февраля 2020 года делегация РИО возложила цветы к его могиле.
Не менее пяти тысяч советских партизан стали участниками освободительной войны и на территории Италии. Более 400 из них погибли вдали от Родины. Обоюдный интерес двух стран к этой теме позволил Российскому историческому обществу организовать выставку «Советские партизаны в Италии» в городе Бари и заключить ряд соглашений о сотрудничестве с итальянскими организациями, заинтересованными в сохранении исторической памяти.
Как и во Франции, память о Второй мировой войне по многим вопросам раскалывает итальянское общество. Наряду с Коммунистической партией Италии, ушедшей в подполье еще в 1930-е, активную роль в освободительной борьбе играли монархисты и беспартийные антифашисты. Противостояние между политическими группировками было столь ожесточённым, что даже общий враг – фашизм – не всегда им позволял находить между собой компромиссы.
Не менее актуальной для Италии является и проблема Холокоста. С одной стороны, среди итальянцев насчитывается 671 «праведник мира» (это почетное звание присваивается тем, кто рисковал своей жизнью ради спасения евреев), но с другой – расхожее мнение о якобы «более комфортных» условиях для еврейского населения приводит к тому, что закон об уголовной ответственности за отрицание Холокоста в Италии так и не был принят. Это выделяет страну из ряда большинства европейских государств, еще в 1980–1990-е годы согласившихся закрепить память об этой трагедии на правовом уровне. Любопытно, что и фамилия Муссолини по-прежнему звучит в сводках политических новостей. Внучка бывшего диктатора Алессандра Муссолини в 2014–2019 годах являлась депутатом Европарламента от правоцентристской Европейской народной партии.
Ещё одним регионом активного партизанского движения в годы Второй мировой войны были Балканы. Названная когда-то «пороховым погребом Европы», эта историческая область неизменно демонстрировала повышенное стремление к национальному самоопределению. Обратной стороной этнического многообразия стало огромное количество конфликтов на этой почве, которые раскалывали Балканы на протяжении последних столетий и привели к формированию целого ряда независимых государств на обломках Югославии. Историческая память на Балканах в чем-то схожа с аналогичными явлениями на постсоветском пространстве. И в том и в другом случаях новым государствам приходится выстраивать собственную идентичность путем раздела общего наследия. И, к сожалению, нередко частью наследуемого становились застарелые конфликты, пробуждающиеся в новых политических и экономических условиях.
Особенно острым представляется исторический конфликт Хорватии и Сербии. Особенности исторических взаимоотношений во время Второй мировой войны наложились там на вековые религиозные и этнические противоречия. Марионеточное хорватское государство, созданное странами «оси», проводило отчётливую антисербскую политику, символом которой стал концентрационный лагерь Ясеновац, где за годы войны погибли десятки тысяч человек. У хорватов аналогичное значение имеет Блайтбург, где уже после окончания военных действий партизанами были расстреляны сдавшиеся в плен националисты. Как и в Италии, партизанское движение сербов было очень разрозненным. Например, по сей день весьма спорной является фигура Драголюба Михайловича, в годы войны возглавлявшего подразделения чётников, сражавшихся как с немецкими оккупантами, так и с коммунистическими партизанскими отрядами.
Более компромиссной предстаёт историческая память в Словении. Трагедию оккупации этой страны символизирует концлагерь Марибор, куда были отправлены, в частности, более пяти тысяч советских солдат и офицеров. Лишь 147 из них смогли пережить конец войны. Взвешенная позиция словенских властей позволила 1 сентября 2019 года зажечь в центре Любляны первый в Европе – за весь постсоветский период – Вечный огонь. В сентябре 2019 года состоялся ответный визит словенской делегации в Москву, где в присутствии премьер-министров двух стран открылся памятник словенцам, погибшим в борьбе с нацизмом на территории Советского Союза.
Берлин. Люди, освобождённые Красной армией. Весна 1945 года. Фото Романа Кармена |
Безусловно, особым значением для России обладает историческая память восточноевропейских стран, полностью или частично освобождённых от нацистской оккупации Красной армией в 1944– 1945 годах. После распада Восточного блока новые национальные режимы, возникшие на месте прежних «народных демократий», активно погрузились в «войны памяти». Идея непогрешимости и жертвенности собственной нации пришла на смену прежнему интернационализму. Восторжествовала концепция «двух оккупаций», в рамках которой завершение Второй мировой войны стало рассматриваться не как освобождение, а лишь как промежуточный переход от одной оккупации к другой. Потребность в «ломке» устоявшихся представлений о прошлом побудила новые элиты создать у себя особые институции, целью которых стала борьба с коммунистическим наследием. Объединение архивных функций, пропагандистских задач и прокурорских полномочий сделало их уникальным явлением в современной мировой практике.
По мнению Алексея Миллера, переломной точкой стал 2004 год, когда вхождение Венгрии, Латвии, Литвы, Эстонии и Польши в Европейский союз спровоцировало конфликт прежней общеевропейской культуры исторической памяти, основанной на идее проработки прошлого, и новой, националистической политики памяти, продвигаемой восточноевропейскими странами. 3 июля 2009 года Парламентская ассамблея ОБСЕ, вопреки широкой общественной критике, приняла резолюцию «О воссоединении разделённой Европы: поощрение прав человека и гражданских свобод в регионе ОБСЕ в XXI веке», в равной степени осуждающую преступления коммунистических и нацистского режимов. Десять лет спустя, 19 сентября 2019 года, этот тезис был повторен в резолюции Европейского парламента «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы». За неё проголосовали 535 евродепутатов, против – 66, 52 – воздержались.
Председатель Российского исторического общества Сергей Нарышкин неоднократно подчёркивал, что интерес к освободительной миссии Красной армии в Европе будет лишь возрастать. В 2019 году РИО и фонд «История Отечества» начали международный выставочный проект «Путь к Победе». Экспозиции, подготовленные на разных языках, уже открылись в Болгарии, Румынии, Словакии, Польше, Сербии и многих других странах. Интерес, проявляемый к этим выставкам жителями европейских стран, на наш взгляд, весьма показателен.
Даниил Аникин, кандидат философских наук,
Владимир Беклямишев, член правления
Российского исторического общества
Это демонстрационная версия модуля
Скачать полную версию модуля можно на сайте Joomla School
С 21 по 24 октября 2024 года в Институте археологии и этнографии Сибирского отделения Российской академии наук в Новосибирске работала всероссийская (с международным участием) научная конференция «Знаки и образы в искусстве каменного века», приуроченная 300-летию Российской академии наук.