Темы, связанные с историей повседневной жизни на оккупированной Третьим рейхом и его союзниками территории СССР, вызывают в последние десятилетия всё большее внимание исследователей и общества. В числе сюжетов, заметных в русскоязычном общественном пространстве, но ещё недостаточно раскрытых историками, – рассказы о «хороших немцах»¹Выражение, используемое опрошенными свидетелями оккупации; встречается также «добрые немцы» с тем же смыслом, и «наши немцы» (для обозначения солдат, находящихся на постое в деревне или в доме, но часто содержащее и позитивную ноту, доброжелательно относившихся к местному гражданскому населению². Основное внимание советской историографии и публицистики было привлечено к теме сопротивления оккупантам и карательной оккупационной политики. «Хорошие» солдаты врага, фигурирующие в публикациях того времени – те, кто перешёл на сторону советских партизан и воевал против нацизма.

Для рассмотрения темы мы привлечём корпус свидетельств, записанных нами в конце 2000-х – 2010-х годах в Калужской и Смоленской областях (Россия), Минской и Витебской областях (Белоруссия), опубликованных коллегами³Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст. Война глазами очевидцев. М.: ГРЦФ, 2010. (в общей сложности более ста рассказов), а также мемуары солдат вермахта и их частные фотографии из собранного нами фонда⁴Фонд насчитывает более 5000 снимков, большинство которых ранее не публиковалось. Подробнее см.: Шепелев Г.А. По ту сторону. Неизвестные фотографии с оккупированной территории СССР и советско-германского фронта. М.: Русский путь, 2016...

Тема «добрых оккупантов» активно эксплуатировалась германской пропагандой задолго до Второй мировой войны. Типичный образ: солдаты восстанавливают разрушенный сад, а неухоженные местные дети доверчиво обращаются к ним за помощью. Текст «Мы, варвары» на почтовой открытке отвечает на пропаганду стран Антанты, обличавших преступления германской армии и её союзников против мирного населения на оккупированных территориях Бельгии, Франции и других стран в годы Первой мировой войны (рис. 1).

Рис. 1. Немецкая открытка Первой мировой войны

Германская антисоветская пропаганда времени Второй мировой также подчёркивает «цивилизующую», едва ли не «спасительную» роль оккупации для местного населения, обличает «большевистский режим» в недостаточной заботе о собственных гражданах, в особенности детях⁵Обложка пропагандистской брошюры «Deutsche Soldaten sehen die Sowjet-Union : Feldpostbriefe aus dem Osten». Berlin, W.Limpert, 1941.. Эти тезисы оказали влияние и на солдатскую мемуарную литературу. Так, похожую политическую окраску носит рассказ добровольца вермахта о том, как в полуразрушенном Смоленске оккупанты заботятся об обратившейся к ним за помощью беспризорной местной девочке лет четырнадцати, кормят, моют и одевают её; автор полагает: «несомненно», она мылась в первый раз в жизни⁶Larfoux Ch. Carnet de campagne d’un agent de liaison. Russie, hiver 1941–1942. Editions du Lore, 2008. P.142–144. (Более вероятно, что девочка оказалась на улице в ходе военных действий и оккупации – Г.Ш.).. Подчеркивать своё доброе отношение к гражданскому населению, особенно к детям⁷Pabst H.Der Ruf der äussersten grenze. Tagebuch eines Frontsoldate. Tübingen, 1953, P.211 ; Scheiderbauer A. Das Abenteuer meiner Jugend. Als Infanterist in Russland (1941 bis 1947), Salzburg, 2001. P.78., и умалчивать о том, что гражданские лица и дети – жертвы оккупационной политики, – распространённая солдат и офицеров вермахта⁸Шепелев Г.А. Фотографии, сделанные немецкими солдатами на оккупированной территории СССР, и устные рассказы очевидцев: возможности сопоставления. // Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст. Война глазами очевидцев. М.: ГРЦФ. 2010. С. 332..

Иначе обстоит дело с более важным источником рассказов о «добрых немцах» – с устными свидетельствами местных жителей, переживших оккупацию. Они отражают пережитое «нашими», обычными людьми, воспринимаются как более достоверные и легко циркулируют как в устном виде, так и в интернет-пространстве, где нередко эксплуатируются полупрофессиональными публицистами, стремящимися к пересмотру «советской» версии истории Великой Отечественной войны (нередко на грани реабилитации нацизма). Как правило, они используются без соблюдения правил научной публикации – в виде ярких выдержек, вырванных из контекста, с «резюмирующими» формулами («немцы не обижали», «немцы давали еду»), без указаний точного места записи и имени свидетеля (что должно создавать ощущение типичности ситуации).

Для историка очевидно: адекватное прочтение свидетельств возможно лишь при детальном изучении текста и описываемых событий, установлении авторства, датировки, репрезентативности рассказа, точном понимании употребляемых рассказчиком выражений, восстановлении географического, военно-политического, культурного, социального, семейного контекста событий.

Прежде всего, рассмотренные устные свидетельства местных жителей о «добрых немцах» не могут быть объяснены исключительно влиянием нацистской пропаганды. Что же касается репрезентативности рассказов о «хороших немцах» и их «веса» в общем массиве устных свидетельств, то, несмотря на свою яркость, они далеки от того, чтобы задавать общий тон; очевидно, что описываемые «хорошие» отношения с оккупантами – не повсеместны⁹Отечественная устная память об оккупации противоречит заметной линии в мемуаристике солдат Третьего рейха и его союзников (присутствующей также в современной общественной памяти о войне этих стран), поддерживающей образ «чистого», или «корректного» вермахта..

Тема «корректности» оккупантов часто отсутствует или является маргинальной в опыте подавляющего большинства свидетелей¹⁰ Реальный «удельный вес» «позитивных» отношений с оккупантами у гражданского населения был еще меньше: записанные после войны воспоминания – это рассказы выживших, а о пережитом тысячами жителей еврейских гетто и уничтоженных деревень мы знаем лишь со слов редких уцелевших или свидетелей «извне».... Они нередко подчёркивают соседствующую с «добротой» немотивированную жестокость оккупантов в отношении гражданского населения и детей – даже в «спокойных» местах, не затронутых уничтожением гражданского населения в ходе карательных операций¹¹Chepelev G. La communication (im) possible : les civils soviétiques et les soldats et les officiers de la Wehrmacht sur le territoire occupé de la Biélorussie et de la Russie Occidentale (1941 – 1944) // Défis et enjeux de la médiation interculturelle. Perspectives plurilingues et transdisciplinaires. Frankfurt am Main et al., Peter Lang, 2012. P.174-175.. «Которые хорошие, кинут нам кусочек, как собачонкам, а какие страшные – под ж… пинка», – откровенно пишет Валентина Карпизенкова, ребёнком пережившая оккупацию в Смоленской области¹²Из первых уст… С. 281.. Само значение слова «добрый» в применении к оккупантам может быть весьма относительным: на деле свидетели так описывают неприменение солдатами «обычного» насилия в отношении местного населения («не обижали», «не грабили»)¹³Обратим внимание на то, что рассказ «бабушки» из приведенной в ссылке 10 подборки отрывков отмечает в качестве признака «доброты» оккупантов то, что они не увезли ee швейную машинку.. Оккупация оценивается резко негативно практически всеми свидетелями и видится самым тяжёлым периодом их жизни)¹⁴Формула «хорошие немцы vs плохие партизаны» нами не встречена (за исключением нескольких реплик свидетелей из семей, связанных в годы войны с оккупационными властями, где «немцы» отмечены не столько позитивно, сколько нейтрально – а партизаны, действительно, подвергаются критике). Более распространенным является другое сравнение: оккупанты отмечаются как «менее плохие», чем местные коллаборационисты..

Отношения оккупантов и местных жителей зависели от военно-оккупационной политики на местном и региональном уровнях¹⁵Наблюдения в зоне оккупации в Белоруссии и на западе России не могут автоматически перекладываться на другие районы оккупации, но сравнение может дать полезные результаты.. Мирная обстановка в местах расположения сил вермахта могла способствовать смягчению взгляда на оккупантов уже в силу меньшего применения репрессий в ходе антипартизанских операций. Наиболее подробные рассказы о «корректном» поведении оккупантов записаны в населённых пунктах Минской области, прочно контролируемых германской армией. В том же районе, в деревнях, подвергшихся карательным операциям, оккупанты предстают почти исключительно жестоким врагом¹⁶Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст... С. 224..

Для правильного понимания рассказов о «добрых» оккупантах следует учесть, что опрошенные в 1990-х–2010-х годах свидетели – это, как правило, женщины и дети, напрямую не участвовавшие в боевых действиях, их выживание основывалось в «спокойное» время на повседневном процессе переговоров, на ненасильственном сопротивлении давлению и новым правилам оккупантов. В том числе и поэтому женщины и дети нередко не воспринимались оккупантами как «опасные». Это не исключало их жестокости ни в повседневной жизни, ни тем более в ходе карательных операций¹⁷Chepelev G. La communication (im) possible… Р. 175.. Фотография показывает использование женщин в качестве «живого щита» в ходе операции против партизан в Витебской области (фото 1).

Фото 1. Использование женщин в качестве «живого щита» в ходе операции против партизан в Витебской области

Судя по рассказам очевидцев, в некоторых случаях «доброта» оккупантов была исключительно прагматична: они стремятся рационально использовать местную рабочую силу и ведут себя как рачительные колонизаторы. Распределение ими продовольствия является платой за работу, средством контроля за лояльностью, демонстрируя прямую зависимость местных жителей от новой власти. Некоторые свидетели вспоминают о необходимости принимать или просить пищу у оккупантов как о вынужденной символической капитуляции. На фотографии неизвестного солдата, подписанной на обороте «Русские дети разучивают немецкое приветствие», немецкий солдат, держа в руке «награду» (по-видимому, еду), учит детей «правильному» политическому жесту (фото 2).

Фото 2. Нацистское приветствие в обмен на еду

Распределение еды местным жителям – излюбленный сюжет солдат-мемуаристов и фотографов (фото 3). Были и снимки, содержащий элемент постановки: почти симметрично выстроившиеся местные жители и солдаты застыли для фотосъёмки. Другие же темы взаимодействия вокруг продовольствия часто опущены или искажены¹⁸Chepelev G. La communication (im) possible…P.171–172 ; Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст… С. 282.. За раздачей еды солдатами скрывается разрушение в ходе оккупации местной системы обеспечения продовольствием, о чём неоднократно упоминают гражданские свидетели.

Фото 3. В ожидании распределения еды местным жителям

Фотография, сделанная неизвестным солдатом вермахта в Новгородской области (поселок Шимск?), достаточно красноречиво свидетельствует об этом (фото 4). Смотрел ли солдат-фотограф с сочувствием на героев своего снимка?..

Фото 4. Голодные дети вынужденно позируют для фотографии «доброго немца»

Внимательное прочтение собранных материалов позволяет уточнить, кого подразумевают местные жители под «хорошими немцами». В первую очередь, рассказ о них часто вводится союзами «а» или «но»: «Но были и хорошие немцы», – это меньшинство или даже единичные персонажи. Так, Павел Антонов (1931 г. р., Смоленская область) отмечает, что изо всех германских солдат, с кем ему пришлось столкнуться за время оккупации, только один воспринимал его как «маленького человечка» и разговаривал с ним¹⁹Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст… с. 305..

Граница между «добротой» прагматичной и настоящими проявлениями гуманизма не всегда чёткая – сами свидетели подчёркивают это. Тем не менее, в репликах «хороших немцев» мы замечаем ноты, выходящие за рамки обычного поведения оккупантов. Это прежде всего декларация ими неприятия войны и нежелания убивать; аполитичность или неприятие обеих сражающихся политических систем («ни Гитлер, ни Сталин»); стремление к сближению с местными жителями через общие ценности или принадлежность к одной общности. Такими «ключами», открывающими путь к контакту, могут служить упоминания о левых убеждениях и принадлежности в прошлом к германским коммунистическим организациям, религиозность, славянское происхождение и т. д. Частая фраза «у меня такие же дети в Германии» отсылает к общей для ведущих диалог любви к детям²⁰Сhepelev G. La communication (im) possible… Р. 172-175.. «Хорошие немцы» могут символически объединять себя с врагами – советскими солдатами («Ваши фатеры-то тож(е) на фронте», – говорит один из них, принимая решение о распределении продуктов питания семьям солдат Красной армии²¹Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст... С. 294.). Некоторые непостановочные фотографии, кажется, отражают эти отношения между немецкими солдатами и местными жителями²²Подробнее см: Chepelev G. Les photographies prises par les soldats de la Wehrmacht sur le front de l’Est : à la recherche d’un regard « divergent ». //De la guerre dans l’art, de l’art dans la guerre. Textes réunis par M.Branland et D.Mastin. Paris, 2010. Р. 147–154. (фото 5, 6).

Фото 5. «Добрый» немец с местными жителями

Рассказы о «хороших немцах» – это, как правило, рассказы о доброжелательных двусторонних отношениях, устанавливающихся между местными жителями и некоторыми солдатами. Подчас создаётся впечатление, что местные жители и немногочисленные гуманно настроенные «хорошие немцы» ищут вместе – с переменным успехом – выходы из нацистской оккупационной системы, из атмосферы ненависти и вражды. При том, что некоторые подобные действия могли допускаться командованием и оккупационной администрацией из тактических соображений, это поведение, разумеется, не соответствовало линии нацистской идеологии.

Доброжелательные отношения давали обеим сторонам дополнительные шансы выжить за счёт обмена пищей, информацией, медикаментами, крышей над головой, защитой. Примечательный пример был записан Л.Ф. Миронихиной в Смоленской области: в момент ухода местных полицейских на сторону партизан они оставляют в живых немецкого врача, известного своим гуманным отношением к местным жителям (второй немецкий военнослужащий и один из коллаборационистов были убиты). Врач, в свою очередь, сделает все необходимое, чтобы убедить своё командование, что «инцидент» не связан с местным населением, – и спасёт жителей деревни от репрессий²³Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст… С. 228–229..

Фото 6. «Добрый» немец с ребёнком

Отметим, опрашиваемые свидетели, пережившие оккупацию, часто рассказывают истории о «хороших немцах» по собственной инициативе. С чем связана их потребность передать эту часть памяти о войне? Эти упоминания часто объясняются личной, семейной или коллективной признательностью конкретному человеку за спасение. Однако у этих рассказов есть и более глобальное послание. В рассмотренных материалах нет стремления к кардинальному пересмотру этических и политических оценок войны, но очевидно желание авторов создать более подробную картину событий – в противовес мейнстримной публицистике. Это протест «маленьких людей» и против идеологии тотальной войны, и против видения «других» как однородной массы с одинаковым поведением. Через повторяющуюся формулу «но были и хорошие немцы» свидетели ставят те же вопросы, что и историки Холокоста и других военных преступлений: речь идёт о выборе человека перед лицом войны и преступления.

Рассказы о «добрых немцах» можно рассматривать и как вызов к диалогу, адресованный «той» стороне – современным обществам Германии и её бывших союзников. В попытках такого диалога ценно то, что пожилые люди, рассказывая о собственном опыте, сохранили имена и образы тех немногих из оккупантов, кто оказался способен проявить человечность и дружелюбие. Сегодняшним исследователям и политикам, на наш взгляд, следует обратить большее внимание на эти тексты, они могут внести серьёзный вклад в развитие гуманистической линии в историографии, и – более глобально – в общественный и межгосударственный диалог на тему Второй мировой войны и памяти о ней. Можно только пожелать коллегам - историкам и краеведам на постсоветском пространстве расширить работу по сбору устных свидетельств об оккупации – ряды очевидцев войны неумолимо редеют с каждым годом…

Георгий Шепелев, преподаватель Национального института восточных языков и цивилизаций (Париж)

1. Выражение, используемое опрошенными свидетелями оккупации; встречается также «добрые немцы» с тем же смыслом, и «наши немцы» (для обозначения солдат, находящихся на постое в деревне или в доме, но часто содержащее и позитивную ноту).
2. Основное внимание советской историографии и публицистики было привлечено к теме сопротивления оккупантам и карательной оккупационной политики. «Хорошие» солдаты врага, фигурирующие в публикациях того времени – те, кто перешёл на сторону советских партизан и воевал против нацизма.
3. Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст. Война глазами очевидцев. М.: ГРЦФ, 2010.
4. Фонд насчитывает более 5000 снимков, большинство которых ранее не публиковалось. Подробнее см.: Шепелев Г.А. По ту сторону. Неизвестные фотографии с оккупированной территории СССР и советско-германского фронта. М.: Русский путь, 2016.
5. Обложка пропагандистской брошюры «Deutsche Soldaten sehen die Sowjet-Union : Feldpostbriefe aus dem Osten». Berlin, W.Limpert, 1941.
6. Larfoux Ch. Carnet de campagne d’un agent de liaison. Russie, hiver 1941–1942. Editions du Lore, 2008. P.142–144. (Более вероятно, что девочка оказалась на улице в ходе военных действий и оккупации – Г.Ш.).
7. Pabst H.Der Ruf der äussersten grenze. Tagebuch eines Frontsoldate. Tübingen, 1953, P.211 ; Scheiderbauer A. Das Abenteuer meiner Jugend. Als Infanterist in Russland (1941 bis 1947), Salzburg, 2001. P.78.
8. Шепелев Г.А. Фотографии, сделанные немецкими солдатами на оккупированной территории СССР, и устные рассказы очевидцев: возможности сопоставления. // Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст. Война глазами очевидцев. М.: ГРЦФ. 2010. С. 332.
9. Отечественная устная память об оккупации противоречит заметной линии в мемуаристике солдат Третьего рейха и его союзников (присутствующей также в современной общественной памяти о войне этих стран), поддерживающей образ «чистого», или «корректного» вермахта.
10. Реальный «удельный вес» «позитивных» отношений с оккупантами у гражданского населения был еще меньше: записанные после войны воспоминания – это рассказы выживших, а о пережитом тысячами жителей еврейских гетто и уничтоженных деревень мы знаем лишь со слов редких уцелевших или свидетелей «извне».
11. Chepelev G. La communication (im) possible : les civils soviétiques et les soldats et les officiers de la Wehrmacht sur le territoire occupé de la Biélorussie et de la Russie Occidentale (1941– 1944) // Défis et enjeux de la médiation interculturelle. Perspectives plurilingues et transdisciplinaires. Frankfurt am Main et al., Peter Lang, 2012. P.174-175.
12. Из первых уст… С. 281.
13. Обратим внимание на то, что рассказ «бабушки» из приведенной в ссылке 10 подборки отрывков отмечает в качестве признака «доброты» оккупантов то, что они не увезли ee швейную машинку.
14. Формула «хорошие немцы vs плохие партизаны» нами не встречена (за исключением нескольких реплик свидетелей из семей, связанных в годы войны с оккупационными властями, где «немцы» отмечены не столько позитивно, сколько нейтрально – а партизаны, действительно, подвергаются критике). Более распространенным является другое сравнение: оккупанты отмечаются как «менее плохие», чем местные коллаборационисты.
15. Наблюдения в зоне оккупации в Белоруссии и на западе России не могут автоматически перекладываться на другие районы оккупации, но сравнение может дать полезные результаты.
16. Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст... С. 224.
17. Chepelev G. La communication (im) possible… Р. 175.
18. Chepelev G. La communication (im) possible…P.171–172 ; Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст… С. 282.
19. Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст… с. 305.
20. Сhepelev G. La communication (im) possible… Р. 172-175.
21. Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А.Из первых уст... С. 294.
22. Подробнее см: Chepelev G. Les photographies prises par les soldats de la Wehrmacht sur le front de l’Est : à la recherche d’un regard « divergent ». //De la guerre dans l’art, de l’art dans la guerre. Textes réunis par M.Branland et D.Mastin. Paris, 2010. Р. 147–154.
23. Каргин А.С., Кулагина А.В., Миронихина Л.Ф., Шепелев Г.А. Из первых уст… С. 228–229.

ПУБЛИКУЕМ АРХИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ:

Документы из архива Минобороны об освобождении Европы от нацизма

Архивные документы об освобождении лагеря Освенцим

Лагерь смерти Собибор - документы из Центрального архива Министерства обороны РФ

Материалы ЧГК по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков