Продолжая рассказ о Международной научной конференции «Великая российская революция: сто лет изучения», проведённой Институтом российской истории РАН совместно с Российским историческим обществом, Федеральным архивным агентством, Государственным историческим музеем и при поддержке фонда «История Отечества» 9–11 октября 2017 года.

предлагаем вниманию читателей выступление Елены Зубковой, доктора исторических наук, главного научного сотрудника ИРИ РАН. Сфера её интереса – формирование и развитие исторической памяти о Революции 1917 года через создание образов её вождей средствами кинематографа.

Об имидженерии русской революции, её символах, образах и эмблемах написано довольно много. Советские кинофильмы, посвящённые революционной тематике, тоже не раз становились предметом исторического анализа. Моя идея – обобщить основные тенденции и динамику формирования образа Октября 1917 года в советском игровом кино. Я бы предложила взглянуть на этот процесс с высоты птичьего полета и, следовательно, посмотреть на длинный хронологический период между двумя революционными юбилеями: первым в 1927 году и последним – в 1987-м, когда 7 Ноября в последний раз отмечался как государственный праздник.

Итак, от Эйзенштейна до Горбачёва.

В этом контексте я предлагаю рассмотреть  процесс конструирования имиджа Октябрьской революции в двух  тематических плоскостях: событийной и персональной, т.е. как  событийную историю, с одной стороны, и как историю вождей революции – с другой. Другие важные составляющие имиджа революции (например, образы «врагов»)  вынужденно останутся за скобками сегодняшнего обсуждения.

Создание образа Революции с самого начала было процессом управляемым и контролируемым. С середины 1930-х годов этот процесс находился под контролем нескольких специальных комиссий и в существенных аспектах  под непосредственным контролем Политбюро ЦК. До начала 1950-х годов ключевую роль в создании образа революции играл личный контроль со стороны «главного зрителя» страны – Сталина.

Сталин читал и редактировал сценарии, участвовал в  выборе актеров, лично беседовал с режиссёрами, наконец, смотрел и оценивал окончательный кинопродукт. Создание образа Октябрьской революции в кино задумывалось как многоцелевой проект – он должен был легитимировать большевистскую власть, производить «правильные» исторические образы, транслировать и закреплять их в массовом сознании. Кино справлялось с этой задачей  лучше, чем другие средства пропаганды.

Создание образа революции в кино можно рассматривать как политический заказ. Вместе с тем, чтобы быть успешным, этот заказ и его исполнение должны были отвечать ожиданиям снизу, по большей части не вполне осознанным и отрефлексированным. Между политическим «заказчиком» и социальными ожиданиями стоял художник – со  своими эстетическими и идеологическими принципами, с готовностью сотрудничать или без них. Если эстетические принципы режиссера брали верх, появились такие шедевры, как «Октябрь» Сергея Эйзенштейна. Если режиссер пытался прежде всего угадать волю «главного заказчика», то на выходе получался пропагандистский продукт, как, например, фильм Михаила Чиаурели «Великое зарево».

Фильм «Октябрь» был снят Сергеем Эйзенштейном и Григорием Александровым по заказу Юбилейной комиссии ВЦИК в 1927 году к 10-летию Октябрьской революции. Это был первый художественный фильм (еще немой) об Октябре 1917 года и первый художественный фильм, где Ленина играл актёр, не профессиональный актер, а рабочий Василий Никандров, внешне очень похожий на Ленина.

С момента появления фильма и до сих пор Эйзенштейна обвиняют в том, что именно он своим фильмом создал канонизированный образ Октябрьской революции и способствовал её сакрализации. Я бы не согласилась с позицией критиков Эйзенштейна. Замысел режиссёра, его киноязык были далеки от канонизации Октября. Фильм «Октябрь» вряд ли можно также считать массовым пропагандистским продуктом, поскольку его эстетика, сложный киноязык вряд ли были понятны массовому зрителю.

Фильм Эйзенштейна действительно внес свой вклад в создание образа большевистской революции, но не как цельное  произведение искусства, а благодаря более поздней селекции, когда фильм был разобран на киноцитаты. Многие из них подавались и воспринимались как документы. Самая известная киноцитата из Эйзенштейна – штурм Зимнего дворца.

Благодаря этим цитатам формировался «классический» визуальный событийный образ Октября. Канон был трехчастным:

1. Ленин на броневике;
2. Крейсер «Аврора» с его «историческим» выстрелом;
3. Штурм Зимнего дворца.

В этой картине реалиям соответствует только первый сюжет, два других, скорее, можно отнести к сфере мифотворчества. Однако именно эта каноническая картина 1917 года оставалась практически неизменной до перестройки.

В отличие от относительно стабильной событийной картины Октября образ лидера/лидеров революции был подвержен трансформации. Первый канонический образ вождя революции (Ленина) появился в связи с 20-летием Октябрьской революции. Тогда были созданы два художественных фильма – «Ленин в Октябре» Михаила Ромма (1937) и «Человек с ружьём» Сергея Юткевича (1938).

19 марта 1936 года Политбюро ЦК приняло решение о проведении конкурса на пьесу и фильм об Октябрьской революции. «В сценарии, - говорилось в этом постановлении, - Октябрьская революция должна была изобразиться как поворотный момент в истории человечества». И далее: «Можно изобразить Ленина».

Таким образом, было получено официальное разрешение на создание кинообраза Ленина как вождя революции. Однако при этом не существовало четких указаний, каким должен быть этот образ. Поэтому не случайно многие опытные режиссеры под разными предлогами отказались снимать фильм о Ленине.  В контексте событий 1936 года и особенно в 1937 году опасения кинематографистов понять можно. За работу взялся 35-летний режиссер Михаил Ромм. Сценарий фильма был написан Алексеем Каплером. Первоначально фильм должен был называться «Восстание», но затем он получил другое название: «Ленин в Октябре». В этом названии объединились два символа революции, что соответствовало и политическому замыслу, и художественной  концепции этого кинопродукта.

Значительно позже Михаил Ромм признался в интервью, что он и не стремился воспроизвести подлинную историю событий октября 1917 года, он создавал ОБРАЗ революции. Два актера в течение десятилетий формировали образ Ленина в кино – Борис Щукин («Ленин в Октябре») и Максим Штраух («Человек с ружьем»). Щукинский Ленин особенно нравился Сталину, Крупская отдавала предпочтение Штрауху.

Ленин в исполнении Бориса Щукина – это вождь  с «человеческим лицом». Он очень подвижный, часто эксцентричный. Он смеётся, то и дело хватается за жилетку, в ключевые моменты протягивает руку вперед. Эта вытянутая рука, пожалуй, единственный «вождистский» жест. В остальном Ленин демократичен и дружелюбен. Иногда он выглядит даже комичным (например, когда приходит в нелепом гриме в  Смольный). Время от времени Ленин пишет политические документы, отдаёт распоряжения, которые должны проиллюстрировать его ведущую роль как лидера революции. Кульминация образа вождя в фильме «Ленин в Октябре»: Ленин на трибуне II съезда Советов с исторической фразой о том, что социалистическая революция, наконец, свершилась.

Первоначально в центре фильма стояла фигура Ленина. Событийная история играла, скорее, роль декорации, чтобы оттенить значение Ленина. 6 ноября 1937 года на торжественном заседании в Большом театре фильм впервые был представлен советскому руководству и избранной аудитории. После премьеры в Большом последовало новое решение: фильм переделать. Режиссёру в директивном порядке предлагалось включить сцены штурма Зимнего дворца и ареста Временного правительства.  Решение о переделке фильма в форме «сообщения ТАСС» было опубликовано в газете «Правда» 10 ноября 1937 г.

Сам по себе  факт этой публикации показывает, сколь важное значение советское руководство, и прежде всего Сталин, уделяли созданию имиджа Октябрьской революции. Была ещё одна причина, почему Сталин много внимания уделял фильму «Ленин в Октябре». В официальных документах об этом не упоминалось, но Михаил Ромм потом вспоминал: он правильно угадал намерения своего «главного заказчика». Ленин играет центральную роль в фильме, но в самых важных сценах он всегда появляется вместе со Сталиным или в сопровождении Сталина. Другие спутники-соратники Ленина, такие как Феликс Дзержинский или Яков Свердлов, становятся фигурами второго плана. На  фоне подвижной фигуры Ленина Сталин выглядит монументально, и этот контраст ему, несомненно, импонировал.

Картину двух вождей революции (двухвождистского образа революции) завершил Михаила Чиаурели. Его фильм «Великое зарево» вышел на экраны в 1938 году. Основная идея фильма, как её представляла советская пресса, заключалась в том, чтобы показать многонациональный характер Октябрьской революции. Главным героем фильма был  простой солдат-грузин, который пришел в революцию. На самом деле Чиаурели в первую очередь снимал фильм о другом грузине. Чиаурели делал фильм о Сталине и для Сталина.

Внешне Чиаурели как будто воспроизводит образ двух вождей, который уже был представлен Михаилом Роммом, но в корне меняет  иерархию лидерства. Он ставит Сталина на первый план и отодвигает Ленина на второй. Главная роль в подготовке восстания теперь отводится Сталину. Роли между двумя лидерами разделены по принципу: Ленин даёт общие указания, Сталин – конкретные. Однако последнее, решающее слово всегда остаётся за Сталиным. Таким образом, к концу 1930-х годов сложился официальный канон представления революции как событийной истории и как истории вождей. В таком виде этот образ просуществовал довольно долго и стал меняться только после смерти Сталина.

Процесс переоценки истории в период «оттепели» во многом проходил под девизом «Назад к Ленину», сталинизм презентировался как отклонение от «правильного» социализма, как отход от идеалов  Октябрьской революции. Поиск «правильного» социализма, социализма «с человеческим лицом», также оставил свой след в кинообразах революции, хотя революционная тема не была центральной для кино периода «оттепели».

Процесс трансформации образа революции в кино можно рассматривать в двух контекстах. Оба связаны с процессом десталинизации. Однако в первом случае речь шла о «технической», или «примитивной» десталинизации. Во втором – о попытке все-таки переосмыслить историю революции. Общим моментом в этом процессе/процессах было возвращение Ленина на первые позиции в иерархии лидеров революции.

«Примитивная» десталинизация образа революции означала «техническое» удаление Сталина из кинолент. Коррекция фильмов такого рода началась в основном после XXII съезда КПСС (1961). Однако по случаю 40-летия Октябрьской революции в 1957 году появилась пара «переходных» кинофильмов: еще со Сталиным, но где Ленин снова обретает статус «главного» вождя революции.

Пример: фильм «В дни Октября» режиссёра Сергея Васильева (1958). Этот весьма посредственный с художественной точки зрения  фильм  интересен благодаря некоторым нюансам, которые появились в изображении революции. Прежде всего – это возвращение в контекст революции политических деятелей, которые были из этого контекста изъяты, - Зиновьева, Каменева, Бухарина.

Самой большой трансформации в период «оттепели» был подвергнут образ Ленина. «Другого» Ленина представил Лев Кулиджанов в своём фильме «Синяя тетрадь». Фильм был выпущен в 1963 году, но вскоре после отставки Хрущёва снят с проката. Фильм посвящён нескольким дням пребывания Ленина в Разливе. Кулиджанов показал Ленина не как национального лидера, а как политика, который рефлексирует, думает о жизни и смерти, о будущем России, о революции, о пределах насилия. Ленин приезжает в Разлив вместе с Григорием Зиновьевым. Изображение этого персонажа – ещё одно новшество, которое, возможно, стало основной причиной запрета фильма.

Новый образ Ленина позже был представлен в других фильмах и в разных интерпретациях. Пример: «Шестое июля» (1968). Что касается таких событий, как «залп «Авроры» или «штурм Зимнего дворца», их образы оставались неприкосновенным как сакральные символы революции.

В феврале 1966 года в журнале «Новый мир» была опубликована статья Эмиля Кардина «Легенды и факты». Идея состояла в том, чтобы проанализировать исторические мифы, в том числе миф о залпе «Авроры». Кардин написал, что не было никакого залпа, был одиночный выстрел, и то холостой. В противном случае Зимний дворец получил бы серьёзные разрушения. На самом деле Кардин ничего нового не сказал. Информация о холостом выстреле «Авроры» была опубликована еще в октябре 1917 года.

Однако спустя 50 лет после революции статья в «Новом мире» была расценена как  покушение на священные национальные символы. Автор обвинялся в «пренебрежении революционными и героическими традициями советского народа». Дело глубоко затронуло не только газету «Правда» или писательскую ассоциацию, но и Политбюро. Даже Брежнев почувствовал себя лично оскорбленным.

Почти одновременно со статьей в «Новом мире» появился художественный фильм «Залп «Авроры». Миф должен был жить. И он жил.

Двадцать лет спустя, в эпоху перестройки, старые революционные мифы/мифы о революции были подвергнуты ревизии. Октябрьская революция как национальный символ и как опорная точка для коллективной памяти утратила по существу своё значение. Имидж революции также подвергся процессу трансформации. Суть этого тренда можно было бы обозначить как поворот – от фактов к смыслам революции. Эта тенденция проявилась, правда, в первую очередь не в кино, а в публицистике и театре. В 1986 году на сцене театра Ленком состоялась премьера спектакля по пьесе Михаила Шатрова «Диктатура совести». Через два года спектакль был снят для телевидения. Спектакль проходил в форме суда – суда над Лениным, но главной темой обсуждения была революция и её последствия. Кстати, Ленин в конце был «оправдан».

Одновременно с попыткой переосмыслить революцию обозначилась другая тенденция – интерпретировать события октября 1917 года как разрыв традиции, катастрофу. В киноформате эта тенденция  была представлена чуть позже – в документальном фильме Станислава Говорухина «Россия, которую мы потеряли». Таким образом, один миф был заменен другим. 

• История в кино