В советско-чехословацких и российско-чешских отношениях были разные периоды. Но и в нынешнее время, когда официальную Прагу буквально накрыло западной высокой русофобской волной, не стоит забывать о годах, когда столицу Чехии называли «Русским Оксфордом».

Русский исход после Октябрьской революции и Гражданской войны фактически превратил Прагу в один из крупнейших европейских центров эмиграции первой волны, главным образом представителей отечественной интеллектуальной элиты. Образованные русские беженцы приветствовались. Практичные местные политики, отвергая Октябрь, активно помогали, как они считали, жертвам коммунистической диктатуры и будущим устроителям новой России. Помогая эмиграции, власти, очевидно, рассчитывали получить потом что-то взамен. В руководстве тогдашней Чехословацкой Республики было распространено ошибочное убеждение, что советская власть явление временное и очень скоро демократической России понадобятся кадры, воспитанные здесь и способные влиять на будущее двухсторонних экономических и политических отношений.

Отличительной чертой пражской эмиграции, как отмечают специалисты, был её ярко выраженный просветительский характер. Для сотен русских профессоров и тысяч молодых людей, оказавшихся в Праге, была образована целая сеть высших учебных заведений. Работали Русский свободный университет, педагогический, сельскохозяйственный и юридический институты, детский сад, две гимназии с подготовительными классами, многочисленные курсы, где можно было овладеть востребованными специальностями. Студенты вузов получали стипендию («иждивение»), преподаватели – заработную плату. Здесь действовали Русский камерный театр, Пражская группа Московского художественного театра, проходили выставки русских художников. Правительством были созданы условия для создания и развития русских культурных организаций. Для русского отделения Славянской библиотеки, например, за счет государства покупались целые библиотеки русских ученых и писателей, а также приобретались все сколько нибудь заслуживающие внимания книги, печатавшиеся в Советской России и в таких эмигрантских центрах, как Париж, Берлин, Прага, Белград, София. В короткое время эта библиотека стала столь богатым книгохранилищем, что слависты из разных стран стали приезжать для работы в ней, а также в Русском историческом архиве.

Русский заграничный исторический архив занимал в эмигрантской культурной среде особое место. Задачей его было «собирание, хранение, систематизация и научная обработка материалов по истории России и входящих в неё народов».

Один из организаторов, член совета архива Н.И. Астров позже писал: «Необходимо собрать и сохранить все, что могло бы объяснить грядущим временам наше время, наше прошлое. В революционной стихии мы не только побеждены, но и и оклеветаны. Нужно накопить, нужно сберечь оправдательные материалы, нужно бороться против распыления материалов об ушедшей эпохе».

Создание архива стало возможным благодаря тому, что Россия пользовалась значительной симпатией со стороны первого президента республики Томаша Масарика. Он несколько раз бывал в России (еще до Первой мировой войны) и издал свое самое объемное сочинение — трехтомник «Россия и Европа». В предисловии Масарик написал: «Россия интересовала меня с юных лет. Мое познание этой страны началось со знакомства с ее литературой. Поначалу довольствовавшись переводами, а позже, выучив русский язык, я составил на основе сочинений русских писателей представление об этой стране, которое затем постарался дополнить изучением исторических и прочих источников, а также во время посещения Российской империи».

В свое время он поддержал первую русскую и Февральскую революции, как шаги к движению в сторону демократии, явился одним из организаторов Чехословацкого корпуса, сформированного в России из военнопленных чехов и словаков, служивших в австро-венгерской армии. С другой стороны, руководителей большевиков Масарик называл «людьми одной книги», а коммунистическую власть считал временной, неспособной укрепиться в стране.

Масарик был всесторонне образованным человеком, доктором философии, профессором Карлова и Венского университетов, обладал непререкаемым авторитетом в своей стране. Он хорошо знал русскую культуру, неоднократно встречался с Л.H. Толстым, занимался изучением творчества Ф.М. Достоевского. Им же была разработана и осуществлялась программа «Русская акция», целью которой была подготовка молодого поколения специалистов во всех областях знаний, которые займут достойное место в будущей демократической России. Предполагалось, что участие в «Русской акции» примут страны-союзницы, но этого не случилось. Расходы на неё составили около 500 млн чешских крон, что равнялось пяти процентам годового бюджета ЧСР в 1919 – 1938 годах.

Важным союзником Масарика относительно русской эмиграции был первый министр иностранных дел Эдвард Бенеш - тоже один из руководителей движения за независимость Чехословакии в годы Первой мировой войны. В межвоенный период в Европе Бенеш был сторонником построения системы коллективной безопасности. Понимание нарастающей опасности со стороны нацистской Германии подвигло его к признанию де- СССР юре и заключению союзнического договора между Чехословакией и СССР. В 1935 году после отставки Масарика он занял пост главы государства, а в годы Второй мировой войны в изгнании руководил чехословацким зарубежным Сопротивлением.

В немалой степени именно благодаря влиянию Масарика и Бенеша русские эмигранты в этой стране встречались достаточно доброжелательно. Целая плеяда русских учёных, собравшихся здесь, стремилась в сторону от политических и идеологических эмигрантских страстей, кипевших за границей, а свой интерес предпочитала отдавать научной и культурно-просветительской работе. Ими же была выдвинута и реализована идея собирания, кроме документов, реликвий и произведений литературы и изобразительного искусства российских эмигрантов, проживавших не только в Чехословакии, но и в других странах Европы. Так, по инициативе бывшего последнего секретаря Л.Н. Толстого Валентина Булгакова не без огромных проблем и сложностей, был создан Русский культурно-исторический музей.

В 1920 – 1930-х годах в Збраславе под Прагой жило много русских эмигрантов. Жилье здесь стоило значительно дешевле, чем в Праге, а при необходимости добраться до чешской столицы можно было довольно быстро. С чешским обществом русская колония сближалась немного: помехою были различия нравов, жизненного уклада и особенно национальных характеров. Но большой драмой и почвой для переживаний для эмигрантов это не стало; русских было немало, и они вели достаточно активную культурную жизнь. «Збраславские пятницы» (летом еженедельные, зимой двухнедельные), на которые собирались эмигранты, описаны, например, в воспоминаниях русского религиозного философа Николая Лосского. На встречах ставились театральные инсценировки, читались лекции и доклады на литературные и исторические темы, устраивались авторские чтения и музыкальные концерты. Работы русских зарубежных художников, собранные Валентином Булгаковым, стали наиболее ценной частью музея. Коллекция включала около 400 картин и рисунков ста мастеров, среди которых Николай Рерих, Наталья Гончарова, Николай, Александр и Альберт Бенуа, Мстислав Добужинский, Зинаида Серебрякова и многие другие. Все экспонаты музею были подарены, так как средств для его содержания практически не было. О культурной значимости этого собрания говорит то, что из разграбленного немцами и возвращенного в Москву после войны музейного фонда десятки картин и экспонатов были переданы в ведущие музеи страны.

В 1923 году при библиотеке культурно-просветительского отдела Пражского Земгора - Объединения российских земских и городских деятелей в Чехословакии - был образовался Архив русской эмиграции. Несмотря на оказываемую финансовую поддержку, власти Чехословакии не диктовали руководству и сотрудникам архива условия, дав русским историкам-архивистам свободу самим осуществлять организационную и научно-исследовательскую деятельность.

Тем самым началось собирание документов, в первую очередь, характеризующих деятельность русского исхода после революции и гражданской войны. Речь шла о возникавших в стране политических и национальных группировках, их воззваниях, плакатах, фотографиях, рисунках, карикатурах, а также о материалах земско-городских, казачьих, академических, студенческих, педагогических и других организациях.

К концу 1925 года были сформированы органы управления архивом. Руководящим его органом являлся Совет, куда в разные годы входили видные российские и чешские историки и общественные деятели: профессора А.А. Кизеветтер, Е.Ф. Шмурло, В.А. Мякотин, А.В. Флоровский, С.В. Завадский, П.Н. Милюков, Я. Славик, А. Н. Фатеев, академик П.Б. Струве, генерал В.В. Чернавин, Н.И. Астров, В.Г. Архангельский, князь П.Д. Долгоруков, В.Л. Бурцев, И.М. Брушвит, С.Н. Николаев, В.Я. Гуревич, Ф.С. Мансветов, Н.М. Михайлов, Ф.С. Сушков, Г.И. Шрейдер.

Собирательская деятельность архива была направлена на привлечение документов, относящихся к истории русского общественного и революционного движения, к истории Первой мировой и Гражданской войн в России, а также к жизни современной эмиграции из России в различных странах рассеяния.

Архив активно комплектовался книгами, журналами и газетами, что и определило уникальный состав собраний периодики. Газетный отдел, например, насчитывал около 10 тыс. годовых комплектов. По отдельным регионам, занятым белыми армиями в период Гражданской войны, были собраны полные комплекты газет. В основном они поступали безвозмездно, или в порядке обмена. Важную часть архива составляли эмигрантские журналы более чем за полувековой период, издававшиеся русской политической эмиграцией. Тщательно подбирались украинские и белорусские журналы, как дореволюционной эмиграции, так и послеоктябрьской. Уникальными являлись также литографированные издания, выпускавшиеся во временных военных лагерях после исхода из России. Из журналов на иностранных языках архив собирал только те, которые были посвящены русским или общеславянским проблемам. Огромную роль в собирательской работе сыграли представители РЗИА во многих городах Европы, а также в Китае и Тунисе. Кроме того, к 1938 году он имел 1500 своих корреспондентов в 44 странах, где проживали эмигранты.

В середине 1930-х годов, когда положение русских эмигрантов в ряде стран ухудшилось, усилился приток в архив личных документов - рукописей, воспоминаний, дневников, писем. Экономический кризис, трудности быта, материальные затруднения, частые переезды вынуждали владельцев документов передавать их РЗИА. Многим приходилось буквально выживать на чужбине, и деньги, полученные за предоставляемые материалы, служили для них хорошим материальным подспорьем. Предпочтение отдавалось дневниковым записям и документированным воспоминаниям, написанным по следам событий. Скромную денежную поддержку из бюджета архива получали и эксперты из эмигрантской среды, которым полагался гонорар за подготовку отзывов о приобретаемых архивом материалах.

Однако от беженцев принималось далеко не всё, вёлся строгий отбор. Примерно треть документов, предлагаемых для приобретения, браковались. Экспертиза производилась очень тщательно, так как за границей оказалось немало фальшивок и материалов сомнительного происхождения, вызванных продолжающимся острым противостоянием красных и белых в информационной сфере.

Все поступления в архив строго инвентаризировались. Для коллекций велись карточные каталоги или списки. Для описания документов имелась специальная форма описи. Корпус документальных материалов архива был разделен на восемь основных разделов, каждый из которых в свою очередь разбит на отделы.

Содержание архива представляло огромный интерес для зарубежных исследователей и научных институтов, занимающихся Советским Союзом. Американцы в 1940 году, например, предлагали за отдельные коллекции миллион долларов, что по тем временам было огромной суммой. Тем не менее попытки что-то продать из ценного документального достояния сотрудниками РЗИА даже не обсуждались.

Совет РЗИА и его сотрудники в своих декларациях, отчетах, информациях отстаивали тезис об «аполитично-объективном» характере деятельности архива, указывая, что работа его «всегда велась в строго научных рамках, далеких от какой-либо партийности». Тем не менее отношения этого государства с СССР, который не признавался до лета 1934 года, были натянутыми, а пражские власти неизменно критиковали Москву за разного рода реальные и мнимые прегрешения. Соответствующим образом вели себя и члены эмигрантских группировок.

Архив был в непростом положении. Пражский Земгор придерживался в основном эсеровских взглядов. Правые эмигранты протестовали против архива, подозревая его центром деятельности эсеров и левых. Партийная принадлежность части руководителей РЗИА возмущала, в частности, кадетов. Не менее жестко относились к РЗИА и другие представители довольно пестрой политической эмигрантской тусовки.

Эмиграция оставалась далека от единства и потому архивистам приходилось учитывать, что её активная радикальная часть нелегально переправляла в СССР эсеровские, кадетские и прочие листовки и газеты антисоветского характера, в том числе и такие, какие собирались в фондах РЗИА.

Существовала необходимость видеть, что многие участники прошедших революционных событий и Гражданской войны еще были живы, продолжали воевать (в основном между собой) и взаимно относились друг к другу весьма непримиримо. Вопросы о допуске к полученным документам и редким печатным изданиям решались в каждом отдельном случае и ориентировались на то, чтобы не нанести ущерба собирательской деятельности. Эти особенности знакомства с материалами прошлого компенсировались широким доступом к уникальным собраниям - книжному, журнальному и газетному. /Отвечая на ухудшение экономического положения Чехословакии и заметное сокращение ассигнований на помощь беженцам и содержание культурно-просветительских эмигрантских учреждений, Земгор передал некоторые свои учреждения чехословацким правительственным и общественным организациям. В марте 1928 года РЗИА перешел под начало Министерства иностранных дел ЧСР. Представителями Земгора был выставлен при этом ряд условий, в том числе касающихся сохранения названия архива, его функций, «целостности и недробимости всех фондов и коллекций», сохранения во главе архива коллегиальных автономных органов с участием русской общественности, а также русского состава служащих.

Общее руководство и контроль за управлением архивом были возложены на уполномоченного МИД ЧСР профессора Карлова университета Яна Славика. Личность этого ученого до сих пор оценивается неоднозначно. Самый значительный в ХХ веке чешский специалист по истории русской революции, на Западе он почти не известен. Не привечали его и в Москве – сначала за активное участие вместе с либералом Борисом Евреиновым в деятельности самой первой радиостанции, вещавшей на Советский Союз. Но когда отношения с Чехословакией стали улучшаться, местный МИД заставил Славика умерить нападки на СССР. Позднее радиопередачи из Праги вообще прекратились. Эмигранты рассчитывали на создание независимого радио. Однако вдохновитель этой идеи Александр Гучков, тоже известный либерал, бывший министр Временного правительства реализовать ее не смог. Другие европейские государства поводов для ссор с Москвой не искали и до начала «холодной войны» новых радиопроектов не появлялось. А советская неприязнь к Славику с годами не изменилась: после войны за негативное отношение того к правам человека в Союзе и соцлагере, затем за резкие высказывания по поводу известной акции Варшавского договора 1968 года.

В 1929 году началась издательская деятельность архива, первой стала напечатанная на гектографе брошюра «Русский заграничный исторический архив в 1928 году». Затем последовательно публиковались воспоминания, сборники документов, дневники и письма. Информация о новых поступлениях в архив регулярно выходила в ежегоднике Славянского института и эмигрантских газетах.

Во второй половине 1930-х, когда установились дипломатические отношения между ЧСР и СССР, дотации на пополнение фондов РЗИА заметно сократились. Сотрудникам архива пришлось сосредоточиться на сборе книг и печатных изданий. После оккупации Судетской области фашистской Германией осенью 1938 года правовое и материальное положение российской эмиграции еще более изменилось. Относительно русского архива вышло распоряжение вообще прекратить приобретение документов, книг, газет. К весне следующего года в созданном немцами протекторате Чехии и Моравии Славянский архив передали в ведение МВД во главе с советником д-ром Вацлавом Пешаком, сменившим на этом посту отстраненного за «левые» – в понимании нацистов - взгляды Яна Славика. Это, обстоятельство, правда, и спасло архив от полной ликвидации. Кроме того, оккупационные власти назначили в архив своего представителя, который должен был блюсти немецкие интересы и присматривать за русскими.

Взяв в свои руки Славянскую библиотеку, служившую архивистам для научных целей, нацисты издали приказ не выдавать ни одной русской книги, напечатанной после 1900 года. Если же кому-либо понадобится русская книга, напечатанная раньше, он должен подать прошение о выдаче ее, указав, для какого научного труда она ему нужна. Посещение библиотеки эмигрантами сразу резко пошло на спад.

С началом Второй мировой войны полностью прекратилось поступление периодики из других стран. Однако газетный отдел РЗИА в эти годы сумел собрать 215 газет на русском, украинском, белорусском, литовском, латышском и эстонском языках, а также власовские издания, издававшиеся на территориях, оккупированных фашистами. Активно пополнялся в годы войны документами ликвидированных казачьих организаций отдел Донского архива. Продолжалось и безвозмездное поступление в РЗИА и документов от эмигрантов, проживающих в протекторате.

Нападение фашистской Германии на Советский Союз отметилось арестом заместителя директора архива, бессменного заведующего отделом рукописных документов Александра Изюмова, отправленного в концлагерь. По требованию оккупантов из РЗИА были удалены старейшие сотрудники С.П. Постников, П.С. Бобровский, В.М. Краснов, начались розыски и преследования работников «неарийского» происхождения. С фасада исчезла даже вывеска архива. Нарушив целостность собраний, хозяйничавшие в архиве нацисты использовали документы в своих целях, вычленяя из состава военные материалы и перевозя их в другие хранилища – в пражский филиал архива германских сухопутных войск, в Рейхсархив в Потсдаме и другие.

В июле 1942-го часть фондов РЗИА, касающаяся Войска Донского и его музея, а также примерно пятая часть отдела документов, - 1809 инвентарных номеров - по приказу немецких властей была приготовлена для отправки в Германию. Наиболее важные документы: царские и императорские грамоты и рескрипты помещены в сейфы немецкого Военного архива. Другие раритеты и реликвии оказались перемещены в Пражский национальный музей.

После победы в мае 1945 года Москва предложила Чехословакии передать Русский заграничный исторический архив Советскому Союзу. Отвечая на требование, правительство страны 13 июня 1945 года постановило: документы подарить - в честь 220-летия Академии наук СССР. Акт дарения подписан 6 декабря 1945 года.

К проверке, приему и упаковке материалов РЗИА были привлечены его бывшие сотрудники. Вернувшийся из нацистского концлагеря Александр Ферапонтович Изюмов, несмотря на предельное истощение – он потерял 17 килограммов – сразу же подключился к восстановлению документов. Почти вся работа была проделана в большей степени им одним, поскольку сотрудников архива остались единицы. Помогали ему Д.И. Мейснер и Е.Ф. Максимович. «Я Архиву, живя здесь, в Праге, - вспоминал Изюмов, - всецело отдавал свои силы, всегда будучи уверен, что рано или поздно Архив попадет на родину. Подарок Академии наук делал мое пребывание вне родины как бы служебной командировкой, которую я в меру сил и возможностей выполнил». Отправив эшелон, Изюмов остался в Праге и продолжил работу в Славянской библиотеке. Скончался в 1950 году.

Советская сторона настаивала на передаче всех частей РЗИА, в том числе газетного, книжного и журнального собраний, хотя чехословацкое правительство противилось тому. В результате достигнутого компромисса в Москву были переданы дублетные экземпляры коллекций периодики и библиотека бывшего Донского казачьего архива. Богатейшее собрание печатных изданий РЗИА осталось в Праге, где в течение 45 лет находилось на закрытом хранении в Славянской библиотеке и стало доступно лишь в 1991 году.

Таким образом, уже на стадии приема РЗИА произошло то, чему многие годы противились создатели и сотрудники РЗИА: нарушена целостность коллекций, собиравшихся в течение многих лет по специально разработанной программе. Некоторые русские эмигранты, проживавшие в Праге, узнав о предстоящей перевозке архива в Москву, свои документы, находившиеся в депозите, изъяли и, к сожалению, установить их состав позже уже не представилось возможным.

Против передачи РЗИА Советскому Союзу активно возражал бывший директор Ян Славик, мотивируя тем, что это якобы «удар по распространению знаний о русской революции у нас и во всей Западной Европе». Чешский ученый делал заявления, что, дескать, игнорируются условия, выдвинутые основателями РЗИА о возможности передачи РЗИА в Россию только в случае, когда «падет власть диктатуры коммунистической партии и будут обеспечены «правовой порядок, личная свобода и общественное самоуправление».

Проверка документальных фондов РЗИА, проведенная осенью 1945 года, позволила установить, что в основном документы архива сохранились полностью, несмотря на их рассредоточение по различным хранилищам. Были зафиксированы лишь отдельные утраты, - например, фильм, снятый немецким представителем армии Деникина в Киеве, несколько военных карт, отдельные документы.

13 декабря 1945 года погрузка 650 (по другим данным, 680) ящиков с документами, книгами, журналами и газетами завершилась и военный транспорт в составе девяти вагонов под охраной полусотни советских солдат и офицеров отправился в Москву. Кроме собраний РЗИА и Донского казачьего архива, там находились также 25 ящиков с экспонатами Донского войскового музея, мемуарная часть архива генерала А.А. Брусилова и некоторые другие материалы.

3 января 1946 года архивное собрание прибыло в Москву и было складировано в помещениях ЦГАОР - Центрального государственного архива Октябрьской революции, в том числе в нынешнем читальном зале ГА РФ.

Материалы Русского заграничного исторического архива стали существенным пополнением уже имевшегося в ЦГАОР комплекса белогвардейских и эмигрантских фондов. Вместе с документами – 864 фонда - поступили печатные издания, включавшие 8533 книги, 3434 номера журналов, 111691 номер газет. 1057 листовок, 256 плакатов.

В ЦГАОР были также направлены рукописный отдел и библиотека Русского культурно-исторического музея в Збраславе объемом свыше 350 тыс. единиц хранения и 250 килограммов россыпью, а также сдаточные ведомости, инвентарные описи, списки, семь коробок с отзывами экспертов, картотека на документы Донского казачьего архива.

Следует отметить, что организация документов РЗИА принципиально отличалась от принятой в советском архивоведении. В Праге учет и описание приводились подокументно. Это различие существенно усложнило дальнейшую работу по разбору, фондированию, формированию и описанию принятых документов и особенно при их объединении с уже сложившимися в архиве фондами белогвардейских правительств, при котором документы присоединялись к сложившимся фондам не только в виде отдельных сформированных дел, но и подключались к уже существующим делам. Поэтому в итоге многолетней работы цифра в 350 тыс. единиц хранения, определенная при поступлении в архив материалов РЗИА, значительно уменьшилась - в основном не за счет многочисленных передач документов в другие архивы, а за счет объединения отдельных документов в дела.

В отчете президенту АН СССР С.И. Вавилову комиссией по приему архива говорилось, что «дар Чехословацкой Республики превзошел все наши ожидания как по количеству материалов, так и по их содержанию». В тот же день нарком внутренних дел СССР С.Н. Круглов проинформировал И.В. Сталина, В.М. Молотова и Г.М. Маленкова о прибытии в Москву вагонов с документами. Предполагалось «РЗИА сохранить в том виде, в каком он образовался в Праге, не допуская передачи архивных фондов или отдельных коллекций в другие госархивы или в научные учреждения».

Государственная штатная комиссия при Совете Министров СССР утвердила новый архив в составе ЦГАОР СССР на правах отдела со штатом 17 человек во главе с начальником М.И. Рыбинским. Отдел просуществовал до 1948 года и после его ликвидации документы поступили в состав отдела секретных фондов ЦГАОР СССР.

К фондам РЗИА проявили интерес НКВД и контрразведка Наркомата обороны «Смерш», поскольку многие дела, в особенности Донского архива, имели значительный оперативный интерес. «Ввиду того, что среди материалов архива имеется большое количество документов, характеризующих антисоветскую работу белой эмиграции за период с 1917 по 1940 гг., - указывалось в специальной записке, - доступ к указанным материалам архива научных сотрудников различных учреждений ограничить».

Конечно, никто из русских людей в Праге, собиравших материалы архива, а затем готовивших их к передаче в Советский Союз, не мог предположить, что документы РЗИА окажутся средством репрессий против некогда выступавших против большевиков эмигрантов.

Еще с конца 1920-х годов архив систематически вел оперативную разработку по личному составу белогвардейских правительств и воинских соединений белой армии. Эта работа особенно активизировалась в середине 1930-х годов. Контролировалась и направлялась она органами НКВД, определявшими категории интересующих их лиц. К январю 1940-го, например, было составлено около полумиллиона таких карточек. С поступлением в архив документов РЗИА составлялись именные карточки на белогвардейцев, эмигрантов, перебежчиков, военнопленных, пособников фашистов в среде Белой эмиграции. Помимо их имелись предметно—тематические карточки о деятельности эмигрантских организаций и об их уставных документах.

В результате в Москве был составлен справочный каталог с карточками на каждого эмигранта. Именной каталог по истории Белого движения и эмиграции объемом 4,5 млн карточек, в настоящее время во многом утратил свое значение в связи с передачей большого количества фондов в другие архивы.

Кроме картотек, в архиве составлялись списки—справочники на выявленных лиц, тематические обзоры, ориентировки и спецсообщения. Они вошли в фонд Белого движения в ЦГАОР с целью использования полученных данных в оперативной работе МВД и МГБ СССР. Карточки на эмигрантов, составленные на основе материалов архива, стали серьезным оружием и сказались на судьбах многих людей, в том числе отошедших от активной деятельности и вернувшихся на родину, или остававшихся за границей в странах, перешедших под контроль СССР.

При поступлении документов было принято решение о завершении научно—технической обработки основных фондов РЗИА в 1946 году, но обработка затянулась более чем на 10 лет. Проводилась она как в плановом порядке, так и в неурочное время, за счет отпущенных МВД средств, в чьем ведении находился тогда ЦГАОР.

Несмотря на первоначальное указание «сохранить РЗИА в том виде, в каком он образовался в Праге», сразу же после поступления документов началась интенсивная передача отдельных комплексов документов из состава РЗИА. В 1959 году было признано целесообразным оставить на хранении в ЦГАОР только документы, отражающие «антисоветскую деятельность белоэмигрантских организаций и отдельных ее представителей, как относящиеся к комплексу документов всесоюзного значения и дроблению не подлежащие». Передаче из ЦГАОР в другие архивы подлежали подлинники документов, созданных в деятельности учреждений царской России и Временного правительства, а также буржуазных политических партий - как вывезенные за границу, так и созданные в период эмиграции, документы украинской и белорусской националистических эмиграций, учреждений немецких оккупационных властей на территории СССР.

Документальные материалы известных писателей, литературоведов, искусствоведов решили воссоединить с фондами Центрального государственного архива литературы и искусства – ЦГАЛИ (ныне РГАЛИ). Архивам, в которые ранее попали документы, изъятые из состава РЗИА, предложили передать их в соответствующие государственные хранилища. Так, следствием этих решений стала передача фондов из состава РЗИА и Донского казачьего архива в ряд архивов России, Украины, Белоруссии и других союзных республик. Широкая передача фондов белогвардейских военных учреждений и воинских формирований в Центральный государственный архив Советской армии - ЦГАСА (ныне Российский государственный военный архив - РГВА), в том числе из состава РЗИА проводилась в 1965 году. В 1970-е годы в Центральный государственный военно-исторический архив СССР - ЦГВИА, (ныне РГВИА) поступили коллекция приказов по различным воинским частям периода Первой мировой войны, фонды отрядных комитетов русских войск во Франции, комитетов помощи русским военнопленным и другие.

Белогвардейские и эмигрантские фонды хранились и использовались в режиме закрытого хранения, исследователи могли работать с документами только по специальным допускам, при публикации научных работ ссылки делались не на номера соответствующих фондов, а на коллекцию ЦГАОР СССР. В 1988 году документы РЗИА и Донского казачьего архива в ЦГАОР СССР переведены из секретного на открытое хранение.

Что касается оставшихся в Чехословакии собраний - книжное (40 тыс. единиц хранения), журнальное (5 тыс. названий) и газетное (более 4,5 тыс. названий) они по-прежнему в Праге, в 1948 году их включили в фонды Славянской библиотеки. Это разнообразная коллекция литературы по славяноведению, комплексно отображающая исторические, литературные, филологические и культурные темы всех славянских народов. Всего библиотека, созданная по инициативе русского историка литературы и библиографа Владимира Тукалевского (он же возглавлял библиотеку в первые годы ее существования), насчитывает около 900 тыс. единиц. Большая часть служебных документов РЗИА также хранится там, а некоторые в архиве Министерства иностранных дел и в Национальном архиве Чешской Республики.

Славянская библиотека с её фондами, собранными русскими архивистами,- является одним из учреждений, которые позволяют изучать феномен политического исхода с территории Российской империи после 1917 года. Книги и периодические издания, изданные русскими за границей, главным образом в 1918 - 1945 годах, и дополненные рядом коллекций, образуют уникальнейшее собрание. В 2007 году ЮНЕСКО включила коллекцию периодических изданий Славянской библиотеки, выпущенных русскими, эмигрантами в свой реестр «Память мира».

В 1948 году в Москву вернулись картины и архив Культурно-исторического музея в Збраславе. Уцелевшая после немецкой оккупации часть коллекции благополучно переехала в Советский Союз. Реликвии были распределены между Государственной Третьяковской галереей, Государственным Русским музеем, Государственным историческим музеем, Государственным музеем изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Центральным государственным архивом литературы и искусства, Театральным музеем имени А.А. Бахрушина. В ГА РФ материалы збраславского Культурно-исторического музея насчитывают 226 единиц хранения (Ф.Р-6784, оп.1), в том числе, например, ранее неизвестные портреты Александра Керенского и Екатерины Брешко-Брешковской. Сам создатель музея, Валентин Федорович Булгаков после своего заключения в нацистском концлагере, также вернулся в Советский Союз и стал хранителем музея Льва Толстого в Ясной Поляне. Описывал библиотеку великого писателя, выступал с лекциями, писал мемуары.

В течение долгого времени эти архивные собрания считались секретными и были закрыты для исследователей, однако сейчас и в России, и Чехии они доступны для всех желающих. Интерес к ним не ослабевает, а, напротив, только усиливается с течением времени.

Ныне в Государственном архиве Российской Федерации исследователи имеют возможность ознакомиться со всем комплексом белогвардейских и эмигрантских материалов, в том числе с 618 фондами Русского заграничного исторического архива в Праге.

Судьба и состав фондов РЗИА в составе ЦГАОР СССР (ГА РФ) и в других советских (российских) архивах подробно представлены в межархивном путеводителе «Фонды Русского заграничного исторического архива в Праге». с посвящением: «Коллегам — архивистам русской эмиграции посвящается». (М., РОССПЭН, 1999). В этом же издании предпринята попытка реконструкции фондов РЗИА.

Текст: Ольга Копылова

Вячеслав Тарбеев (ГА РФ)