Историко-документальный просветительский портал создан при поддержке фонда «История Отечества»


На фото: Первые дома трудовой колонии в Болшево

Изначально значение этого слова означало не серьёзную, не вызывающую доверия организацию, а то и попросту подозрительное, мошенническое предприятие.

Между тем в первой трети и середине ХХ века оно обрело и другое содержание. «Шарашкой» (или «шарагой») в раннем Советском Союзе стали называть научные и конструкторские учреждения, в которых работали осужденные по политическим статьям ученые и специалисты, главным образом по созданию новых, перспективных образцов оружия.

Открытие это – привлечь к работам по оборонной тематике лиц, обвиненных в терроризме, государственной измене, шпионаже, вредительстве и прочих преступлениях - отнюдь не из советского прошлого. Подобная практика, как, между прочим, и концентрационные лагеря, родилась раньше, причем в западных цитаделях свободы и демократии. В данном случае в США, в штате Северная Каролина в самом начале 1920-х годов. Персонально - для некоего Дэвида Маршалла Уильямса, того самого, кто с помощью придуманного им оригинального устройства в промышленных масштабах гнал нелегальный виски и приторговывал им в период «сухого закона», а при задержании полицией убил помощника шерифа. За что и получил 30 лет тюрьмы.

Человек он был, что называется «рукастый» и не без таланта к изобретательству. Практичные чиновники, ведавшие исправительными учреждениями, по достоинству оценили незаурядное дарование Уильямса и создали ему все условия для работы по конструированию автоматического стрелкового оружия. Будучи еще в заключении, он даже получил несколько патентов на целый ряд технических новшеств, в том числе использованных в дальнейшем на ставшем массовым во многих армиях мира карабине М-1. В результате губернатор штата помиловал. Отсидев всего восемь лет, Уильямс вышел на свободу, получил в военном ведомстве выгодные контракты и снискал известность как конструктор—оружейник.

Так что НИИ и КБ тюремного типа, именовавшиеся по-разному: ОТБ - особыми техническими бюро или ОКБ - особыми конструкторскими бюро, в которых работали осуждённые учёные, инженеры и техники, вовсе не могут считаться советским приоритетом.

Какой шутник и острослов окрестил их ироничным и уничижительным «шарашка», неизвестно, но заведения были очень серьёзны и значительны. Через них, подчиненных наркомату внутренних дел СССР, действительно прошли многие выдающиеся ученые и конструкторы. Впервые они появились в стране в начале 1930 года вскоре после т.н. «Шахтинского дела», когда большая группа специалистов была обвинена в умышленном нанесении вреда народному хозяйству, включая оборонную промышленность.

Беспрецедентный шквал арестов специалистов в 1937–1938 годах серьёзно сказался на выполнении планов выпуска военной продукции. Практически оказались сорванными правительственные задания по производству артиллерийских орудий, боеприпасов, танков и самолетов, стрелкового вооружения.

Именно тогда, оценив складывающуюся ситуацию, руководство страны решило более рационально использовать заключённых, имеющих специальные научные и технические знания, прежде всего в интересах обороны и безопасности государства. Организация подразделения по работе с использованием заключенных специалистов была поручена Михаилу Аркадьевичу Давыдову – опытному организатору производства, работавшему директором Кировского завода в Ленинграде, а затем – заместителем наркома машиностроения СССР.

В октябре 1938 года он временно исполнял обязанности начальника спецотдела НКВД СССР. С его помощью изучались анкеты и составлялись списки осужденных и находящихся под следствием специалистов. С руководством НКВД обсуждалась тематика будущих работ. Были разработаны принципы функционирования создаваемой структуры, составлен перспективный план научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. Все это нашло отражение в последовательном выходе ряда приказов по наркомату. Пройдя несколько радикальных структурных перестроек, в сентябре 1938 года в системе НКВД СССР по приказу Лаврентия Берия был образован т.н. 4-й специальный отдел при наркоме внутренних дел СССР численностью 72 человека. К сожалению, Давыдов, сумевший сформулировать задачи структуры, не смог избежать очередного этапа борьбы с «вредителями» и, оклеветанный, в 1941–м погиб в заключении. Новым начальником был назначен бывший декан радиофакультета Одесского института связи и адъюнкт Академии связи имени В.Н. Подбельского (ныне Московский технический университет связи и информатики) майор госбезопасности Валентин Кравченко. В органы НКВД он был направлен по т.н. партийному призыву. Это был хорошо образованный, способный инженер. На работу в Особое техническое бюро командировались также молодые специалисты, имевшие опыт конструкторской и производственной работы, из числа мобилизованных ЦК ВКП(б) для НКВД.

Для коренного улучшения использования заключенных было полностью обеспечено материально-техническое снабжение конструкторских групп, приняты меры к улучшению их бытового обслуживания.

Основными задачами спецотдела было выполнение научно-исследовательских и проектных работ по созданию новых типов военных самолётов, авиационных и судовых двигателей, артиллерийского вооружения и боеприпасов, средств радиосвязи и оперативной техники, химического нападения и защиты, других образцов оборонной тематики.

В Москве, Ленинграде, Омске и других городах Союза было создано примерно три десятка спецтюрем с особым режимом секретности: ЦКБ (центральное конструкторское бюро), ОКТБ (опытно-конструкторское технологическое бюро), ОКБ (особое конструкторское бюро), ОТБ (особое техническое бюро), СКБ (специальное конструкторское бюро) и т.п. Как правило, каждая «шарашка» находилась в непосредственной связи с производственным предприятием, где проекты без задержки обретали воплощение в металле.

Сидельцами и сотрудниками стали те, кто, попав под репрессивный каток, имел какие-то неясные лакуны в биографии или, к примеру, за слишком вольные оценки порядков в стране, за «неправильное» социальное происхождение, по доносам коллег и соседей, а то и по элементарно сфабрикованным делам о якобы причастности к «разоблаченной террористической троцкистской организации». Следует признать, что контингент также формировался и за счет лиц, не лояльных к советской власти, допустивших серьезные ошибки в работе, хищения, растраты, злоупотребления и прочие прегрешения.

Легендарный авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев был арестован из-за нанесенного им экономического ущерба и «вредительства», как оно тогда понималось. И, увы, небезосновательно. В 1936 году его направили в США с заданием найти и отобрать наиболее экономичные и эффективные варианты гражданских самолётов, которые на лицензионной основе предполагалось выпускать в СССР.

Между тем за океаном Туполева буквально захватил комфортный американский быт, проявилась неуемная страсть к барахольству, а задание оказалось выполненным из рук вон плохо. В итоге конструктор привез неполноценную техническую документацию. Вся она, помимо того, что была в дюймах, оказалась ещё и на английском языке. В результате десятки тысяч чертежей и таблиц пришлось переводить на русский и пересчитывать в метрическую систему (только на один самолет их могло быть до 300 тыс. листов). Другое дело, что для следствия, охваченного ражем поиска «врагов народа», масштабов выявленного «вредительства» не доставало, и тогда на свет появились и «шпионаж», и «троцкисткий заговор» и прочее.

Необходимо также учесть, что и сейчас за разглашение закрытых данных не выдают премий, а раньше спрашивали много жестче. Органы госбезопасности, к примеру, тогда неоднократно устанавливали факты утечки секретных сведений за границу, которые происходили из-за беспечности персонала в авиационной промышленности и в конструкторских бюро. В итоге целый ряд специалистов оказался привлечен к ответственности, но отправился не в лагеря, а в специальные зоны.

Для работы в «шарашках» привлекались также инженеры, не отягощенные сроками и приговорами и проходившие в документах как «вольнонаемные».

Самые первые три сотни специалистов разделили на семь основных производственных групп: самолетостроения, авиационных и дизельных двигателей, судостроения, артиллерии, порохов, отравляющих веществ, броневых сталей.

Одним из первых появился в «шарашке» русский и советский авиаконструктор, специалист по гидросамолётам и истребителям Дмитрий Павлович Григорович, осужденный по сфальсифицированному обвинению на 10-летний срок. После Бутырской тюрьмы, где были собраны все заключённые авиаспециалисты, он вместе с Николаем Николаевичем Поликарповым, который также за «вредительство» и «как социально чуждый элемент» (происходил из семьи священника), без суда был приговорен к смертной казни, занимался конструированием легкого истребителя И-5. В результате напряжённой работы, начатой во внутренней тюрьме, а затем продолженной в созданном ЦКБ-39, машина через месяц поднялась в небо и начала выпускаться крупными сериями, прослужив в Красной армии около девяти лет. Конструкторы же постановлением ЦИК СССР были амнистированы, удостоились государственных наград и продолжили заниматься своим делом.

Несколько раньше сомнительной чести стать одними из пионеров «шарашек» удостоились профессор Академии художеств, бывший член общества «Мир искусств» Николай Лансере за «шпионаж в пользу Франции». Расстрел ему был заменён 10 годами заключения. Работал в Особом конструкторско-техническом бюро (ОКТБ-12), располагавшемся во внутренней тюрьме ОГПУ на улице Воинова (Шпалерной) в Ленинграде. Вместе с ним трудился такой же зэк, архитектор-художник Борис Рерих. Отсюда вышли разработанные группой архитекторов и художников проекты отделки зала заседаний в Московском Кремле, фасадов административного здания, реконструкции Конногвардейского манежа, жилых домов для сотрудников ГПУ на Пироговской набережной в Ленинграде и другие.

На пике массовых репрессий в 1937 - 1938 годах вблизи подмосковной станции Болшево в лесу на месте совхоза НКВД и «Трудовой коммуны № 1», где перевоспитывались малолетние преступники и беспризорники, образовали «научно-сортировочный» лагерь для инженеров.

Болшевская коммуна достойна отдельного упоминания хотя бы по тому, что представляла уникальный эксперимент ВЧК-ОГПУ-НКВД по возвращению к нормальной жизни огромного числа беспризорников, появившихся в стране после гражданской войны. Болшево было детищем главы ВЧК Феликса Дзержинского задолго до того, как стало образцово-показательным учреждением, что произошло уже после смерти «железного Феликса» в 1926 году.

Коммуна превратилась в исключительное явление - как по своему замыслу, так и по его воплощению, – вчерашние преступники смогли изменить образ жизни и стать полноценными членами общества. Знаменитый первый советский звуковой фильм «Путевка в жизнь» 1931 года (кстати, снимавшийся в Болшево и пользовавшийся феноменальным успехом в стране и за рубежом) - это о них. К коммуне проявлял большой интерес Максим Горький, увидевший в ней неограниченные возможности социализации несовершеннолетних правонарушителей. Писали о ней Алексей Толстой, Илья Ильф и Евгений Петров, Анри Барбюс, Бернард Шоу, Ромен Роллан, Андре Жид. Её посещали Нильс Бор, Николай Бухарин, Климент Ворошилов, Семен Буденный, первая женщина, занявшая место в- британском парламенте, Нэнси Астор и другие известные писатели, ученые, государственные деятели, журналисты.

По принятым в те времена правилам колония носила имя наркома, генерального комиссара госбезопасности Генриха Ягоды, однако, когда самого Ягоду, уже вычищенного из НКВД и назначенного наркомом связи, накрыла волна репрессий, то и все его ближайшие сотрудники и подшефные попали под подозрение. Ягоду обвинили в «связях с Троцким, Бухариным и Рыковым, организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД, подготовке покушения на Сталина и Ежова, подготовке государственного переворота и интервенции».

Коммуну, в которой насчитывалось около пяти тысяч воспитанников, закрыли, а её помещения заняли зэки нового призыва. Старожилы рассказывают, что ядро болшевского «научно-сортировочного» лагеря поначалу представляло собой три больших барака – жилой, административный и чертежный, - окруженных высоким глухим забором с колючей проволокой и вышками.

По воспоминаниям бывшего школьного учителя физики Владимира Померанцева, занимавшегося в лагере разработкой прицела для артиллерийского орудия, «спецтюрьма занимала большой участок, частично заросший редкими стройными корабельными соснами. На участке три одноэтажных здания: одно занято общежитием спецконтингента, другое — ОКБ и третье — кухней, столовой и подсобными помещениями. ОКБ значительно меньше, чем в Крестах. Общежитие представляет собой одну огромную комнату, заполненную кроватями и тумбочками, к спальне примыкал коридор с несколькими кабинетами тюремного начальства, маленькой кухней и уборной».

Сегодня следов лагеря в современном городе Королеве не сохранилось: в 1960-х годах на этой территории, в стремительно разраставшемся наукограде, началось строительство проспекта Королева и улицы 50-летия ВЛКСМ.

Четвертый спецотдел НКВД СССР

Отсюда заключенных ученых и инженеров переправляли в специальные профильные конструкторские институты и бюро по специальности. Через них прошли, например, многие будущие академики и лауреаты, герои труда и орденоносцы, настоящие звезды и знаменитости советской и мировой науки и техники. Здесь отмечена едва ли не вся элита, например, тогдашнего советского самолетостроения: Сергей Королев и Валентин Глушко, Юрий Кондратюк и Андрей Туполев… Роберт Бартини, Владимир Мясищев, Иосиф Неман, Николай Базенов, Владимир Чижевский, Андрей Путилов, Дмитрий Марков, Алексей Черемухин… С лагерем в Болшево также связаны определенные периоды в жизни конструкторов подводных лодок Валериана Дмитриевского и Абрама Кассациера, специалистов по боеприпасам для кораблей Валерьяна Бжезинского и Евгения Беркалова, физика Юрия Румера…

Член-корреспондент АН СССР механик Александр Некрасов был арестован как американский шпион: находясь в составе делегации авиационных специалистов в США, он попал в автомобильную аварию и пробыл некоторое время в больнице, где, по предположению НКВД, мог передать американцам секретные сведения. Не миновал Болшево и венгерский математик Карл Сцилард (между прочим, родной брат одного из отцов первой атомной бомбы Лео Сциларда), приехавший в СССР «строить социализм».

Конечно, условия, в которых находились люди в «шарашках», не шли ни в какое сравнение с теми, кто отбывал сроки где-нибудь на лесоповале или в Дальстрое. Понятно, инженеры и конструкторы трудились не в застенках - в таких же КБ, лабораториях, заводских цехах, где шли те же самые разработки, что и на воле, - только в режиме повышенной секретности. Рабочий день – 10 часов, воскресенье – день отдыха. И спали не на нарах, получали зарплату и нормальное питание... Но все же, несмотря на относительно комфортные условия, тем более в условиях войны, это была неволя, скрашиваемая интересной творческой работой, имеющей огромное значение для судьбы государства.

В ЦКБ-29, к примеру, трудились примерно две сотни «вредителей» и около тысячи «вольных». Как это ни парадоксально, все отделы возглавляли именно первые, среди которых было немало академиков и докторов наук. И как это ни удивительно, всех их возглавлял сотрудник НКВД, который за несколько лет до того был всего лишь слесарем-электриком на авиазаводе. Небезынтересно, что все документы, выходившие за пределы КБ, в том числе и по сугубо техническим вопросам, подписывал его начальник. Имена главных конструкторов нигде не фигурировали. Однако еще существовали документы, ответственность за которые несли исполнители-заключенные. Поскольку НКВД не тиражировало подписи «врагов народа», каждому из специалистов, имевших право утверждения документов, выдавалась номерная печать.

В книге о Сергее Королеве автор Ярослав Голованов рассказывает о пребывании конструктора в Болшево:

«В просторном спальном бараке с чистым полом и массивными голландскими печами, словно в огромной шкатулке, накапливались невероятные национальные сокровища: смелые идеи, дерзкие проекты, конструкторские озарения, немыслимые изобретения. В бараке сидели люди, большинство из которых в своей области были лидерами мирового масштаба: теоретики и конструкторы пушек, танков, самолётов, боевых кораблей».


Надо ли говорить, что с большинства этих людей, испытавших огромные личные потрясения и переживших лихолетье, в последующем были сняты необоснованные обвинения, они удостоились различных государственных наград, заняли достойное место в пантеоне советской и российской истории. Правда, некоторым пришлось ждать реабилитации долгие годы. Бывший заключенный № 1442 Сергей Королев, например, к тому времени уже увенчанный множеством почетных званий и наград, получил справку о реабилитации только в 1957 году. Кто-то вообще при жизни не дождался справедливости, как Дмитрий Григорович, реабилитированный в 1993-м, или Борис Рерих, посмертно оправданный лишь в 2000 году.

В рассекреченных в последние годы рапортах, справках и докладных записках секретариата НКВД СССР, что в фондах Государственного архива Российской Федерации, сохранился краткий отчёт о работах 4-го спецотдела с 1939 по 1944 годы (Ф. Р-9401. Оп. 2 Д. 88. Л. 154-161).

Четвертый спецотдел НКВД СССР

Даже простой и неполный перечень сделанного в короткий предвоенный период и в начале Великой Отечественной войны впечатляет.

Проект «100» - экспериментальный высотный истребитель-перехватчик и машина сопровождения тяжёлых бомбардировщиков ТБ-7). Явился прототипом для модификации в качестве скоростного пикирующего фронтового бомбардировщика, получившего обозначение в серии — Пе-2. Главный конструктор - Владимир Петляков, арестованный по обвинению: «вредительское затягивание сроков доводки тяжёлого бомбардировщика АНТ-42». Он возглавлял коллектив из 50 специалистов. Впоследствии знаменитый Пе-2 пошел в серию - было выпущено около 11 тысяч машин.

Проект «103У» – фронтовой бомбардировщик Ту-2 работы Андрея Туполева также принят на вооружение ВВС Красной армии и запущен в серийное производство. Он находился на вооружении ВВС с 1941-го до 1950 года.

По ходатайству НКВД Президиум Верховного Совета СССР в июле 1941 года Туполев, Чижевский и еще 28 человек, участвовавших в создании самолётов Ту-2, были освобождены со снятием судимости. Среди них был и профессор Георгий Френкель, который занимался вопросами электро-, радио- и оптического оборудования, включая отработку прицела для бомбометания.

Проект «102» еще одного арестанта, «вредителя», Владимира Мясищева,– первый советский высотный бомбардировщик дальнего действия с герметической кабиной подготовлен к запуску в серию. Весной 1942-го самолет поднялся в воздух и был нисколько не хуже знаменитых американских «летающих крепостей». К сожалению, двигателей с необходимыми характеристиками к нему создать так и не смогли, и самолет в серию не пошел.

Алексей Добротворский в Тушинском ОТБ-82 возглавлял работы по созданию мощных авиационных двигателей МБ-100. Под его руководством в «шарашке» дизелистов действовало также конструкторское бюро по проектированию мощных бензиновых авиационных двигателей.

Согласно отчету спецотдела, Валентин Глушко, будущий дважды герой соцтруда, крупнейший специалист в области ракетных двигателей, завершил проект первого законченного авиационного реактивного двигателя РД-1, используемого в качестве ускорителя на самолете Пе-2. В июле 1944 года нарком НКВД Лаврентий Берия мог доложить председателю Государственного комитета обороны Иосифу Cталину:

«В 1942-43 гг. по проектам заключенных специалистов 4 Спецотдела НКВД СССР на заводе 16 НКАП… построены опытные реактивно-жидкостные двигатели РД-1, предназначенные для установки на самолеты в качестве ускорителей. Опытные образцы двигателей РД-1 прошли заводские летные и совместные стендовые испытания с удовлетворительными результатами…

Учитывая важность проведенных работ, НКВД СССР считает целесообразным освободить со снятием судимости особо отличившихся заключенных специалистов, с последующим направлением их на работу в авиапромышленность...»

Далее следовал список. (ГА РФ. Ф. Р-9401. Особая папка Сталина. Д. 65. Л. 385-392).


Евгений Иконников был арестован органами НКВД по стандартным для того времени обвинениям — «организация контрреволюционной троцкистско-зиновьевской группы», приговорен к 10 годам. Во время заключения работал руководителем проектов сначала в ОТБ в тюрьме «Кресты», переведенной с началом Великой Отечественной войны в Томск, потом в Молотов (ныне Пермь). За выдающиеся достижения в создании новой артиллерийской техники, в частности для береговых, морских и железнодорожных установок досрочно освобожден, награжден орденом Красной звезды. Посмертно получил Сталинскую премию.

Модернизированная противотанковая пушка М-42 конструкции Михаила Цирульникова в 1942 году была принята на вооружение и широко использовалась в боях. За время войны изготовлено свыше 11 тысяч таких орудий. Другое детище Цирульникова – корпусная пушка особой мощности БЛ-7 (как было принято в те годы, названия давались и по именам руководителей страны; БЛ - сокращение от «Берия Лаврентий»). Снаряд весом свыше 43 килограммов отправлялся на дальность 25 километров. Еще одна работа конструктора - полковая 76-мм пушка поддержки пехоты образца 1943 года.

Всего было выпущено около 18 тысяч орудий этого типа. Постоянно находившиеся в боевых порядках пехоты и оперативно подавлявшие огневые точки противника, они пользовались уважением со стороны воинов.

Подводная лодка С-135. Руководителем проекта являлся Абрам Кассациер. Особенностью её было использование единых авиационных дизелей для надводного и подводного движения. Некогда «пораженный в правах» Кассациер позже стал главным конструктором ЦКБ Балтийского завода, создателем первого советского атомного ракетного подводного крейсера, руководителем ЦКБ-18 (ныне ЦКБ «Рубин»).

Павел Гойнкис, главный инженер Амурского судостроительного завода в Комсомольске-на-Амуре, накануне войны был арестован во второй раз (первый раз в 1930-м по процессу «Промпартии»). Осужденный по стандартному обвинению, он работал в корабельном конструкторском отделении ОКБ-172 главным конструктором проекта легкого крейсера, а затем приступил к созданию торпедного катера дальнего действия с усиленным вооружением и повышенными мореходными качествами. Корабль получил высокую оценку и участвовал в боевых операциях на Черном море. Кстати, на базе этого ОКБ было разработано несколько десятков образцов военной техники, хорошо зарекомендовавших себя в годы войны. Первыми его сотрудниками были арестованные инженеры завода «Большевик». Позже трудовой коллектив «шарашки» пополнялся арестованными математиками, механиками, инженерами.

С начала работы ОКБ-172 ведущим конструктором был Сергей Лодкин, за разработку и новых образцов морского артиллерийского вооружения, награжденный Сталинской премией и орденами. В июне 1943 года конструктор досрочно освобожден со снятием судимости. Лодкин был незаурядным человеком в разных областях: прекрасно знал поэзию, сам сочинял стихи, занимался разведением цветов, коллекционировал марки и бабочек. В межвоенные годы впервые в Советском Союзе под руководством Александра Бакаева были начаты работы по созданию новых порохов баллиститного типа, которыми снаряжались реактивные снаряды. Этим же делом он, будучи осужденным «за проведение вредительской диверсионной деятельности и шпионаж в пользу германской и польской разведок», а также изобретатель Андрей Спориус занимались в ОТБ-6 в Москве и Перми. Именно в этот период по технологии, разработанной Бакаевым, было построено шесть заводов, которые произвели почти треть общего производства пороха в стране. Одних только зарядов для «катюш» выпущено за время войны 14 млн комплектов.

4-й спецотдел внес заметный вклад в разработку и налаживание промышленного производства радиостанций и иного радиооборудования. Наряду с научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими работами оборонным заводам, в том числе эвакуированным (в справке перечислены номера 14 предприятий) оказывалась соответствующая техническая помощь в переводе их на расширенное производство, увеличению выпуска и повышению качества продукции, совершенствованию и внедрению новых технологических решений, экономии материалов и топлива.

Так, например, на одном из заводов, изготавливавших боеприпасы, специалистами под руководством будущего ленинского лауреата, инженера-металлурга Антония Точинского за счет роста производительности крупносортовых станов без специальных капитальных затрат прокат стали увеличился на 15-18 процентов. Всего за войну этой группой создано и внедрено в производство не менее 80 научных работ, которые способствовали увеличению выпуска военной продукции и повышению её качества.

Конечно, отчет 4-го спецотдела в августе 1944 года не охватывает весь объем работ, осуществлявшийся в закрытых научно-технических учреждениях НКВД СССР во время Отечественной войны. Ближе к концу войны в «шарашках» на Севере, Дальнем Востоке и в Средней Азии появились геологи, занимавшиеся поиском и разработкой урановой руды для принципиально нового проекта - атомного. В первый послевоенный год в Союзе оказались вывезенные из Германии специалисты, исследовавшие разделение изотопов урана.

В 1949 году вышел новый приказ МВД СССР: 4-му спецотделу была поручена организация «особых технических, конструкторских и проектных бюро для проведения научно-исследовательских, опытных, экспериментальных и конструкторских работ по тематике Главных управлений МВД СССР». На Урал и другие регионы командировали большое число людей для строительства предприятий атомной промышленности и новых наукоградов.

«Шарашки» просуществовали еще почти десятилетие, а начавшаяся весной 1953 года их ликвидация продолжилась до середины 1950-х.

Конечно, не все проекты в те годы, оказались равноценными. Были и неудачи и неверные шаги, чего трудно избежать в поисках путей в неведомое. Но значение осуществленного с лихвой перекрывает все совершенные ошибки и имевшиеся заблуждения.

Сегодня это явление, характерное для советской политической системы и социально-экономической обстановки тех лет, оценивается по-разному – от яростной критики до избыточно комплиментарной. Как бы ни относиться к сосредоточению ученых и инженеров в местах лишения свободы, это стало необходимым условием для чрезвычайных мер накануне надвигавшейся войны. По существу, иных условий и специалистов в то время не было, да и самого времени у страны не было. Однако несомненно, оно стало важной основой для концентрации интеллектуальных усилий государства для стремительного прорыва науки и экономики к высоким технологиям, в первую очередь, в отраслях, касающихся обороны. Здесь были созданы многие образцы боевой техники, которая помогла победить врага и укрепить мощь СССР. Это была неотъемлемая часть всего советского исторического рывка, позволившего сломать хребет фашизму.

В тот период в «шарашках» потенциал советской науки был реализован с максимальной пользой и в целом способствовал победе страны в смертельной схватке с врагом. Именно в «шарашках» был образован задел для дальнейшего послевоенного подъема, проявившегося во многих жизненно важных сферах, включая ракетостроение, атомную отрасль, энергетику и т.д. Силой государственной машины, хоть и не без известных издержек, достаточно эффективно поддерживались многие передовые научно-технические разработки, которые в благополучный мирный период часто вынужденно сталкивались с волокитой и бюрократическими извращениями, элементарными последствиями субъективизма, что затягивало, а то и губило немало творческих начинаний и открытий.

Трудно оспорить мнение, что в условиях 1930 - 1950-х годов изоляция и концентрация специалистов (часто очень жестокая, несправедливая, с нарушением существовавших законов и прав человека) для работы на оборону страны стала необходимым и единственным условием также и для их личного выживания. По большому счету, в 4-м спецотделе НКВД были спасены многие советские ученые и технические специалисты. Причём не только спасены, но и принесли стране огромную пользу.

Вячеслав Тарбеев,
советник директора Государственного архива Российской Федерации

ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ

Поиск по сайту

Мы в соцсетях

Вестник №2/2024

КНИГИ

logo.edac595dbigsmall.png

Новости Региональных отделений

Художественная выставка «Страницы нашей истории» из Донецка открылась в Волгограде

Художественная выставка «Страницы нашей истории» из Донецка открылась в Волгограде

6 сентября 2024 года, накануне 81-й годовщины освобождения Донбасса от немецко-фашистских захватчиков, в музее-панораме «Сталинградская битва» начал свою работу выставочный проект «Страницы нашей истории», посвящённый славной дате и подготовленный сотрудниками Художественного музея «Арт-Донбасс» города Донецка.

 

В Уфе прошли мероприятия, посвящённые 20-летию трагических событий в Беслане

В Уфе прошли мероприятия, посвящённые 20-летию трагических событий в Беслане
Фото: Маргарита Истомина

3 сентября 2024 года мероприятия, посвящённые 20-летию трагических событий в Беслане, Дню солидарности в борьбе с терроризмом, начались на студенческой площадке Уфимского университета науки и технологий с общереспубликанской молодёжной акции.

 

Иван Назаров подвёл итоги экспедиции Большого Алтая на телеканале «Катунь 24»

Иван Назаров подвёл итоги этнографической экспедиции Большого Алтая на телеканале «Катунь 24»

Международная этнографическая экспедиция «Большой Алтай: тюркское наследие 2024» прошла на территории Республики Алтай с 10 по 20 августа 2024 года.

Прокрутить наверх