Фото с сайта: https://primamedia.ru

Ведущий российский историограф Гражданской войны, профессор кафедры регионоведения, международных отношений и политологии Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова (Архангельск) Владислав Голдин о мировом значении Гражданской войны на Дальнем Востоке.

Владислав Иванович, тема доклада, с которым вы выступите на конференции во Владивостоке, — «Гражданская война в России в современной отечественной и зарубежной историографии: осмысление через столетие», как мне кажется, не просто интересна, но и актуальна. На чём собираетесь делать основные акценты в своём выступлении?

Многое зависит от того, сколько времени будет отпущено на доклад. Это очень важный момент, поскольку я всегда даю два ряда информации, первый — голосом, второй — слайдами. Тема действительно огромная.

Прежде всего я сошлюсь на свою статью в третьем номере журнала «Российская история», которая как бы посвящена этой тематике. Начну с базовых определений, потому что Гражданская война сама по себе — предмет большой дискуссии.

Так, завершая работу над 12-м томом 20-томной академической истории России, после дискуссии в Институте российской истории РАН, я вынужден был включить ряд основополагающих признаков и критериев, позволяющих затем переходить к уникальному феномену российской гражданской войны как к сложному, уникальному историческому феномену в многообразии военных, политических, экономических, социально-культурных, духовно-нравственных и прочих конфликтов и противоборств.

То есть свой доклад я буду начинать с базовых вещей. И, конечно, буду характеризовать три крупнейших проекта, связанных с этим моментом. Часть из них завершается. Это энциклопедия Гражданской войны в трёх томах. Это 10-томный проект «Великая война и русская Революция», где я тоже принимал участие. И, наконец, уже упомянутый мною проект — 12-й том академической истории России — 140 печатных листов в двух книгах, которые мы должны сдать в издательство «Наука» к концу этого года. В своём выступлении я, конечно, подчеркну, что конференция во Владивостоке — это завершение большого комплекса конференций, включающих дискуссии отечественных и зарубежных историков. Это более 20 научных конференций на всём общероссийском пространстве, значительная часть которых прошла при поддержке фонда «История Отечества».

Начав с базовых вещей, я затем, так сказать, перекину мостик к теме конференции — к окончанию Гражданской войны именно на Дальнем Востоке.

Насколько, по вашему мнению, дискуссионна эта тема?

На самом деле их две, дискуссионные темы, — начало и окончание Гражданской войны. И начало — это длительный исторический процесс, это процесс втягивания, вхождения в Гражданскую войну, который затянулся на год с лишним.

Ведь гражданские войны не объявляют и гражданские войны официально не закрывают. Это особый тип войн. И это необходимо иметь в виду. Так что тема начала Гражданской войны, как и тема её окончания, является предметом больших дискуссий.

Я обязательно вспомню о том, на чём мы завершили Международную научную конференцию «Гражданская война в России: проблемы выхода, исторические последствия и уроки для современности». Финал нашей дискуссии на круглом столе «Завершение Гражданской войны, историография и теория в поисках ответа», где предпоследним выступал мой добрый товарищ, Рынков Вадим Маркович (директор института истории Сибирского отделения РАН, кандидат исторических наук. — Прим. ред.), чью диссертацию я оппонировал год назад.

Заканчивая доклад, Вадим Маркович попытался доказать, что годом окончания Гражданской войны был 1921 год. Я выступал после него и под аплодисменты аудитории назвал годом окончания Гражданской войны 1922 год, имея в виду как раз события на Дальнем Востоке.

В чём был предмет дискуссии в данном случае?

Рынков считал, что основные события Гражданской войны завершились в 1921 году, а Дальний Восток был всего лишь одним из регионов.

То есть события на Дальнем Востоке носили некий региональный характер? Мол, окраина, а на окраинах всё происходит с некоторым опозданием?

Дальний Восток — и об этом я сказал, начиная дискуссию с Рынковым и одновременно подводя итоги конференции, — это не просто один из регионов России. Это обширный, исключительно важный в экономическом, социальном и геополитическом отношении регион страны и всего мира.

Второй важный момент — это окончание интервенции, которая играла огромную роль в развязывании Гражданской войны в стране. И в данном случае это финал японской интервенции со всеми её сложнейшими последствиями. Подчеркну, что финалы Гражданской войны на европейском Севере и Дальнем Востоке в решающей степени были связаны именно с внешним вмешательством: военно-политическим, экономическим, финансовым, каким угодно.

Третий тезис, что это, конечно, часть послевоенного урегулирования, часть мировой геополитики. Как известно, система международных отношений после окончания Первой мировой войны сложилась под названием Версальско-Вашингтонской системы. Версальская — это Парижская или Версальская конференция, которая оговаривала новый мировой порядок в Европе. А Вашингтонская система — это уже Дальний Восток, это Азиатско-Тихоокеанский регион.

И с этой точки зрения окончание событий на Дальнем Востоке, все эти процессы урегулирования, включающие моменты лавирования, компромиссов, в том числе игра на американо-японских противоречиях — это часть мировой геополитики.

Наконец, это финал исключительно важного этапа с точки зрения собирания страны. Есть такая отрасль знаний, именуемая империологией, где акцентируется внимание на собирании империи. Я как бы не совсем этот контекст поддерживаю. Но то, что этот лейтмотив собирания страны и победа центростремительных тенденций имели место быть, — это несомненно.

Если угодно, это собирание страны после очередной великой смуты. По существу, мы и сейчас на новом этапе попыток выхода из большой смуты и собирания. С точки зрения большой геополитики мы вновь находимся на перекрёстке.

Наконец, это финал исключительно интересного (с точки зрения исторического анализа) геополитического и социально-экономического образования под названием Дальневосточная республика. А включение ДВР в результате финала Гражданской войны в состав РСФСР — это важный момент в завершение объединительного процесса и формирования СССР. А формирование СССР — это одна из ключевых точек завершения Гражданской войны.

Это, наконец, пример политического искусства лавирования, поиска компромиссов, в том числе и во внутренней, и в международной повестке.

И здесь можно отметить, что урегулирование той дальневосточной ситуации, связанной с окончанием Гражданской войны и интервенции, по существу, является примером для современной Украины. Потому что нынешнюю украинскую ситуацию надо урегулировать не в диалоге с Украиной, а, конечно же, в диалоге с США.

Так же, как и окончание Гражданской войны на Дальнем Востоке, — это прежде всего диалог с японцами, компромиссы, игра на их внутреннем кризисе, убеждение в том, что Япония не получит того, чего ожидала, — каких-то буферных образований под своей эгидой и так далее.

Кроме того, события на Дальнем Востоке — это финал международной гражданской войны большевиков с надеждой на развития мировой революции на Востоке. Если не на Западе, то хотя бы на Востоке. А Восток — это Монголия, это Китай, это Корея, это Персия, это Турция, это Индия. Ну и вот, собственно говоря, международная составляющая гражданской войны с позитивным финалом — это Монголия.

Ну и, наконец, финал Гражданской войны на Дальнем Востоке — это олицетворение завершения Великой российской революции, с её победой в крайне неблагоприятных условиях, с колоссальными жертвами, но в то же время с возникновением альтернативы мирового развития, с лейтмотивом превращения СССР в самую мощную державу в российской истории, сверхдержаву, гаранта международной стабильности, развития процесса социализации, гуманизации, формирования общества и государства всеобщего благоденствия.

Ну, а с крахом СССР мы получили то, что получили. Обратный процесс и все современные коллизии.

В вашем докладе будет упоминаться какая-нибудь новая литература по этой теме?

Разумеется, я буду называть известную мне литературу по Дальнему Востоку, прежде всего современную. Тем более что, работая над 12-м томом академической истории России, я охватил весь восток России от Предуралья до Дальнего Востока, коснувшись, в том числе, окончания Гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке. Я хорошо знаю литературу, тенденции и исследователей, работающих над этой темой. Тем не менее, всегда с интересом узнаю что-то новое из литературы, обращаю внимание на появление каких-то новых подходов. Всегда интересно лично познакомиться с коллегами, которых я знаю только по литературе. Любая конференция — это общение, это новые мысли и мнения. В этом смысле я, конечно, очень надеюсь на предстоящую конференцию во Владивостоке.

Насколько я знаю, вы начинали заниматься историей в советское время. Менялось ли ваше представление о Гражданской войне с течением времени?

Это очень интересный вопрос, на который, наверное, будет интересный ответ. Я вообще занимался Гражданской войной с детских лет, не как исследователь, конечно. Но то, что я это делал, было, наверное, предопределено генетически. Дело в том, что мой отец, родившийся в 1900 году, прошёл дорогами Гражданской войны сначала от Предуралья до Байкала. Потом их перебросили на польский фронт. Войну он закончил в Крыму, штурмовал Перекоп. Он воевал в 51-й, одной из лучших дивизий Красной армии под командованием Блюхера.

Поэтому я влюбился в эту тему ещё в школе. Я знал её лучше учителей, в вузе знал лучше преподавателей.

Реально, уже как исследователь, я приступил к теме российской революции и Гражданской войны где-то в середине 80-х годов. Как некий рубеж я бы отметил 1987 год: сначала в мае была одна из юбилейных конференций в Тбилиси (в 1987 году отмечалось 70-летие Великой социалистической революции. — Прим. ред.), затем — Всесоюзное совещание заведующих историческими кафедрами в Каменец-Подольске, где я познакомился с Юрием Ивановичем Кораблевым (видный советский историк, доктор исторических наук, участник Великой Отечественной войны. — Прим. ред.). Он был тогда заместителем председателя Научного совета Академии наук СССР по комплексной программе «История Великой Октябрьской социалистической революции» и отвечал за Гражданскую войну.

И вот он меня благословил на ту тему, которой я предполагал заниматься. В 1998 году, оказавшись на стажировке в МГУ, я её окончательно утвердил. Это была тема «Интервенция и антибольшевистское движение на севере России». В 1993 году я издал три книги (плюс к той, что вышла в 1989 году) и защитил докторскую диссертацию. А уже дальше я шагнул из регионального измерения (куда включалось и региональное международное измерение) в темы, связанные с международной составляющей Гражданской войны. Прежде всего, это интервенция, система международных договорённостей, начиная с декабрьской конференции 1917 года о вмешательстве в российские дела и заканчивая Версальско-Вашингтонской.

Потом я вошёл уже в тематику историографии. В 2000 году издал первую монографию по историографии Гражданской войны и интервенции, которая считается классической. Вот она у меня стоит на полке — «Россия в Гражданской войне». В 2012 году я издал книгу под названием «Гражданская война в России сквозь призму лет: историографические процессы». Она тоже стала настольной книгой для людей, занимающихся этой тематикой.

Вот, собственно, так складывался мой путь — от регионального измерения к общероссийскому и международному, от истории к историографии, к осмыслению и трансляции концепции, которую я воплотил в целом ряде публикаций. Вокруг этой концепции и строился 12-й том 20-томной академической истории России.

Это, конечно, уже не тот контекст, в котором я рассматривал Гражданскую войну с самого начала.

Сегодняшнее моё рассмотрение Гражданской войны носит такой глобальный, тотальный характер. То есть это и мировое значение этого события, часть мирового глобального процесса и кризиса. Но это и то, что охватило пространство страны, включая самые отдалённые уголки; то, что разделило всех: классы, слои населения, вплоть до семей.

Кроме того, конечно, это и истоки Гражданской войны, которые я рассматриваю в контексте так называемой длинной истории, через призму веков и десятилетий и глубинного российского раскола в 1917–1918 годы. Это, конечно, окончание Гражданской войны, которое я рассматриваю как достаточно долговременный процесс выхода из неё.

Ну и помимо всего сказанного выше, это процесс, который проходил по-разному на пространстве разных регионов, так сказать, локалитетов, с учётом их национальных и межнациональных особенностей и конфликтов. Прежде всего, это преодоление той системы конфликтов и расколов, которые сложились исторически в разных сферах, не только в военной и военно-политической, но и в духовно-нравственной, социокультурной, а также в сфере национальных и межнациональных отношений.

Это, в конечном счёте, объясняет то, что большие гражданские войны, связанные с великими революциями, могут будоражить общество и через большой период времени. Для меня, например, классическим примером этого стало то, что произошло в США в связи с 150-летием гражданской войны, когда сначала стали рушить старые памятники, а потом стали рушить всю свою историю. Тем самым американцы разрушили свою идентичность.

А с этого начались все эти нынешние коллизии — не только внутренние, но и перенесённые в мировое пространство. То есть крах и хаос, кризис идентичности у себя был перенесён на остальной мир. Тем более что надо доказать, что ты всё-таки гегемон и даже в условиях кризисных процессов глобализации имеешь право управлять миром.

Владислав Иванович, вас по праву считают ведущим историографом Гражданской войны. Тем интереснее услышать ваше мнение о том, какая трактовка событий 100-летней давности была бы воспринята современным российским обществом не как эталонная, конечно, но хотя бы как базовая.

Я очень серьёзно размышлял в последние годы над темой уроков Гражданской войны. Понимаете, 100-летие Гражданской войны завершилось войнами памяти и во многом новым расколом общества на красных и белых, расколом на постсоветском пространстве по отношению к тому, как и что происходило.

И это очень серьёзная вещь, очень серьёзный процесс, требующий анализа. Поэтому я очень серьёзно занимался этим и смотрел, что и как делают коллеги. Подчеркну, что прежде чем работать по этому вопросу с обществом, нужно работать с другими аудиториями — СМИ, властью и так далее. Потому что многое из того, что они делают, как раз и вносит раскол.

И задача историков сегодня — в первую очередь донести до общества, что Гражданская война — это трагедия истории. Донести до общества знание того, как начинаются гражданские войны, какова логика их развития, каковы последствия, что делается или может делаться для преодоления раскола, для примирения общества. А это, прежде всего, недопущение использования во внутриполитической борьбе помощи других государств, которые, вмешиваясь, всегда реализуют свои цели и интересы. Это, конечно, опыт противоборства с международными последствиями. И это, конечно, очень аккуратная, очень деликатная мемориализации событий, процессов, личностей Гражданской войны по принципу «не навреди». Потому что неделикатность в этом вопросе приводит нередко к тому, к чему приводит. С пьедестала свергают одних, водружают других, и бесконечно борются друг с другом по этому поводу.

Как я часто подчёркиваю, историки вряд ли могут своими усилиями примирить общество. А вот объяснить, что означает то или иное событие, каковы его пагубные последствия, и предостеречь от повторения этого — это их задача.

Источник: ИА PrimaMedia

• Интервью
• 100-летие Гражданской войны в России 1917-1922 гг.