Первым звание Героя Социалистического Труда во время Великой Отечественной войны было присвоено Андрею Григорьевичу Костикову (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 июля 1941 года – ГА РФ. Р-7523. Оп. 4. Д.53. Л. 198).

Андрей Григорьевич Костиков – математик, специалист в области механики, один из создателей первых гвардейских минометов, легендарных «катюш».

Судьба не обделила его, человека своей эпохи, ни славой, ни суровыми драматическими изломами. Бывший красноармеец, руководитель секретного оборонного КБ, генерал-майор, Герой Социалистического Труда, член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Сталинской премии, он в 1944 году был обвинён в обмане правительства и почти год провел в тюрьме.

Однако приписываемые ему преступления не подтвердились, и конструктор вернулся к работе в одном из оборонных институтов, где по-прежнему занимался разработкой реактивных снарядов.

***

17 июня 1941 года на подмосковном артиллерийском полигоне в Софрино Иосифу Сталину и другим членам советского руководства показали новые образцы вооружения Красной Армии. Кроме стрелкового и артиллерийского вооружения здесь были представлены перспективные танки Т-34 и КВ-1.

Установки для стрельбы реактивными снарядами были смонтированы на шасси грузовых автомашин ЗИС-6, стояли в стороне от главных экспонатов и среди большого количества артиллерийских экспонатов выглядели более чем скромно. Следует сказать, что заместителем наркома обороны по артиллерии был маршал Григорий Кулик, считавший реактивные установки не достойной внимания «ерундой».

Тогда старший военпред Главного артиллерийского управления (ГАУ) РККА Василий Аборенков, убеждённый в эффективности реактивных снарядов, через голову своего начальника сообщил о разработке в докладной записке Сталину и тот распорядился лично посмотреть на установку. Ранее реактивные снаряды хорошо показали себя в качестве авиационного оружия в боях на Халкин-Голе.

Успех нового оружия подстегнул работы над многозарядной наземной установкой, и они увенчались успехом. На стрельбах вместе с членами Политбюро ЦК ВКП(б) присутствовали наркомы обороны Маршал Советского Союза Семен Тимошенко и вооружения Дмитрий Устинов, генералы, конструкторы оружия, директора заводов и руководители промышленности. Пояснения давал руководитель бывшего РНИИ, как до конца 1930-х годов именовался Реактивный научно-исследовательский институт, а теперь НИИ-3 Наркомата боеприпасов, военинженер первого ранга Андрей Костиков. Боевым расчётом командовала молодой инженер полигона Антонина Чувашова.

Эффект от показательной стрельбы зажигательными и осколочно-фугасными реактивными снарядами из двух экспериментальных пусковых установок произвёл потрясающее впечатление. Ураганный огонь одновременно почти полусотни с воем летящих снарядов поднял тучи пыли и дыма, в районе цели образовались глубокие воронки, бушевало пламя.

За день до начала Отечественной войны, 21 июня, Сталин подписал постановление правительства о развертывании серийного производства реактивных снарядов М-13 и пусковой установки БМ-13. Спустя месяц началось формирование соответствующих войсковых частей. Начальником отдела и заместителем начальника ГАУ по спецвооружению был назначен военинженер первого ранга Василий Аборенков.

За короткий срок был сформирован новый род артиллерии. Первая такая батарея под командованием капитана Ивана Флерова приняла боевое крещение на Западном фронте под Оршей в июле 1941-го. Результаты были ошеломляющими. Двумя сериями залпов «катюш» была полностью разрушена железнодорожная станция и переправа через реку. 28 июля 1941 года Президиум Верховного Совета СССР издал два указа о награждении создателей «катюши».

Первым указом «за выдающиеся заслуги в деле изобретения и конструирования одного из видов вооружения, поднимающего боевую мощь Красной Армии» Андрею Костикову было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Вторым указом орденами и медалями награждены ещё 12 инженеров, конструкторов и техников, в том числе орденами Ленина Василий Аборенков, Иван Гвай и Владимир Галковский, каждому из которых дополнительно выдавалась Сталинская премия первой степени в размере 25 тыс. рублей, которую они сдали в фонд обороны.

Каждая батарея «катюш» состояла из четырех боевых машин. Залп установки накрывал всю заданную площадь. Создатели установки исходили из того, что прицельность выстрела установки была меньшей, чем у артиллерийского орудия, что при стрельбе по большим площадям не имеет особого значения. Важно накрыть всё пространство, что у противника, — колонну техники, склады, фортификационные сооружения, сосредоточенные к атаке части. Ракеты стартовали практически одновременно — за несколько секунд земля в районе цели оказывалась буквально перепаханной. Залп доставлял на расстояние до восьми километров сотни килограммов взрывчатки, где она поражала площадь около четырех гектаров. Таким образом, залп одного дивизиона гвардейских миномётов (12 машин БМ-13) по огневой мощи мог сравниться с 12 тяжёлыми гаубичными полками Резерва Верховного Главнокомандования (276 орудий калибра 152 мм).

Боевые машины сначала монтировались на шасси автомобиля ЗИС-6, позже — танков Т-40, Т-60 и тракторов СТЗ-5, а к концу войны на поставляемых по ленд-лизу американских грузовиках. В январе 1942 года начали формироваться полки реактивной артиллерии новой организации. Дивизионы этих частей с получением собственных органов материального обеспечения получили возможность действовать самостоятельно.

Мобильность многозарядной установки залпового огня позволяла быстро сменить позицию и избежать ответного удара противника. Не менее важным было и огромное деморализующее психологическое воздействие ракетного оружия на врага. Взаимодействие одновременно рвущихся снарядов ещё больше поднимало взрывную волну, что усиливало их поражающую мощь. Из-за характерного звука при запуске реактивных снарядов немцы дали «катюшам» своё название – «сталинские органы». Что касается собственно происхождения имени «катюша», существует много версий. Наиболее прозаическая и реалистичная – установка изначально называлась как изделие с литерой «К», по названию пускавшего её завода –«Компрессор».

Хотя первые образцы БМ-13 имели ряд конструктивных неполадок, создатели напряжённо работали над их устранением и совершенствованием оружия. В результате к концу войны эффективность огня «катюш» многократно возросла. В сентябре 1941 года Государственный комитет обороны издал постановление, согласно которому подразделения, вооружённые реактивными установками, выводились из Главного артиллерийского управления в подчинение непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования. Всем частям при формировании сразу присваивалось почётное звание гвардейских; отсюда происходит их общее наименование — гвардейские миномётные части. Командование ими принял Аборенков. Почему подразделения, вооруженные реактивными установками, стали называться миномётными, определенной ясности нет.

Очевидно, это было связано с особым режимом секретности, которая окружала производство и применение нового оружия. Тем самым указывалось и на исключительно высокую ответственность личного состава за сохранение нового оружия в тайне. На комплектование частей выделялись отличившиеся в боях артиллеристы, лучшие командиры батарей, электрики и водители. Боевые машины были просты в управлении и, главное, недороги в производстве, что, в свою очередь, позволило обеспечить их выпуск на разных заводах страны. Советская промышленность быстро наладила производство реактивных снарядов и пусковых установок. Несколько предприятий в Москве, Воронеже, Горьком, Свердловске, Харькове, Пензе, Кирове были подключены к производству «катюш». Эвакуированный в Ташкент «Ростсельмаш», например, развернул выпуск реактивных снарядов под открытым небом – едва ли не на станционной площадке, где сгружались станки.

В ноябре 1941 года на фронтах уже действовало около 45 дивизионов реактивной артиллерии, а всего за время войны – около 11 тысяч гвардейских минометов. Подсчитано, «катюши» выпустили по врагу около 12 миллионов реактивных снарядов. В гвардейских миномётных частях в войну служили около 160 тысяч человек. Костикову было присвоено звание генерал-майора инженерно-авиационной службы.

В марте 1943 года конструктора избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР. Вместе с тем сегодня достоверно известно, что у «катюши» нет единственного отца-изобретателя. Время одиноких творческих гениев прошло безвозвратно. Разработка, испытание, внедрение в производство сложных инженерных конструкций – одиночке не под силу, они могут быть только результатом работы большой команды исследователей и специалистов.

В создании легендарного оружия, названного в начале войны гвардейским миномётом, принимали участие десятки ученых и инженеров: те, кто создавал идеологию реактивной артиллерии, разрабатывал двигатели и начинку снаряда, оперение, корпус, шасси. Кому принадлежит идея соединить в единое целое ракетные снаряды с пороховым двигателем и автомобиль с направляющими для их пуска, не ясно. Называется множество фамилий изобретателей всех этих составляющих, но кто первым выдвинул предложение применить их на пусковой установке в привычном сейчас виде – определённости нет.

Именно коллективизм в научной работе оказался совершенно необходимым средством проведения исследований и достижения конечных практических результатов. «Катюша» была действительно комплексом, состоящим из реактивных снарядов, специальных порохов, механизированной пусковой установки и других устройств.

В феврале 1940 года Андрей Костиков в качестве непосредственного исполнителя вместе с конструктором Иваном Гваем и заместителем начальника Главного артиллерийского управления РККА военинженером первого ранга Василием Аборенковым получили авторское свидетельство, занесенное в реестр изобретений СССР за № 3338 на изобретение «механизированной установки для стрельбы ракетными снарядами различных калибров». Оружие стало итогом многолетнего творчества ряда организаций и многих исследователей, конструкторов и изобретателей, работавших над проблемой на протяжении двух десятилетий.

Награды же, и в первую очередь звание Героя Соцтруда, Костиков получил как руководитель предприятия, которое внесло существенный вклад в создание нового вида вооружения и его внедрение в Красной Армии. Именно он руководил разработками установок и боеприпасов к ним, причём последних было много и разных.

Уже после смерти конструктора и реабилитации незаслуженно осужденных в 1930-х годах специалистов в некоторых средствах массовой информации Костикову ставились в вину присвоение чужих заслуг и доносы, повлекшие репрессии на известных учёных. Утверждалось, в частности, что он якобы способствовал обвинению во «вредительской деятельности» ряда сотрудников, в том числе ныне знаменитых конструкторов космических систем Сергея Королёва и Валентина Глушко. Королёв, Глушко и Костиков вместе работали в Реактивном научно-исследовательском институте.

В положении об институте, утверждённом в 1933 году заместителем председателя Реввоенсовета СССР, начальником вооружений РККА Михаилом Тухачевским, указывалось, что предметом работ РНИИ является теоретическая и практическая разработка вопросов реактивного движения с целью использования ракет в различных областях военной техники и народного хозяйства. Приоритетными вопросами для института были вопросы оборонной техники.

Одним из отделов, который разрабатывал двигатели на жидком топливе, руководил вначале Михаил Тихонравов, а в дальнейшем Андрей Костиков. В обстановке искусственно нагнетавшейся тогда в стране истерии подозрительности и шпиономании руководители института Георгий Лангемак и Иван Клейменов оказались под катком НКВД и после ареста по сфабрикованному делу об антисоветской троцкистской организации и мнимой передаче секретных материалов Германии были расстреляны, как и курировавший РНИИ «участник военно-фашистского заговора» маршал Михаил Тухачевский.

Королёв и Глушко получили от Особого совещания соответственно десять и восемь лет лагерей, вскоре заменённых работой в т.н. «шарашках», где продолжили научную работу. Назначенный новым главным инженером института, получившим название НИИ-3, Костиков по требованию НКВД возглавил экспертную комиссию для оценки научной деятельности арестованных учёных. В подготовленном ею докладе на 38 листах подробно излагались «сведения о вредительском характере деятельности инженеров Глушко и Королёва», что и послужило последующим утверждением о его доносительстве. Это сегодня мы знаем о прославленных руководителях КБ, дважды Героях Соцтруда, ленинских лауреатах, академиках, депутатах Верховного Совета, членах ЦК КПСС.

Но кто мог тогда, в довоенное время, когда только-только разворачивались работы по созданию реактивного оружия, оценить истинный потенциал той или иной научной идеи. Кем были эти неизвестные инженеры Королёв и Глушко?.. Многое делалось без опоры на разработанную теорию, часто на ощупь, буквально «методом проб и ошибок». Естественно, в этой работе присутствовали и искренние заблуждения, и ошибки, и соперничество взглядов на перспективы научного и технического поиска. Соперничество, к сожалению, как нередко бывает в творческих и научных кругах, окрашенное чертами человеческого характера, и не всегда лучшими, – честолюбием, убежденностью в своей непогрешимости, категоричностью суждений, амбициями, самомнением, завистью, не сложившимися личными отношениями. Время показало, что масштабы научного дарования Королёва и Глушко, конечно, оказались не сравнимы с творческими и организаторскими способностями Костикова.

Путь к высокоэффективному оружию был тернист, случались неудачи, оборачивавшиеся взрывами, пожарами, гибелью дорогостоящего оборудования. Природа репрессий и массового психоза по клеймению «врагов народа», происходивших в СССР в конце 1930-х годов, уже изучена достаточно обстоятельно. Известно и то, что в тех условиях борьба за проведение «единственно правильной», по чьему-то субъективному мнению, научно-технической политики проходила подчас и без воли самих ученых – на конкретном политическом фоне, а значит, и не могла не становиться прелюдией к приговору. Скажем, проблема создания жидкостных реактивных двигателей (ЖРД), по существу, разделила РНИИ на враждующие лагеря, в которых инженеры яростно отстаивали свою правоту, в том числе с помощью парторганизации. Каждая группа считала, что только она знает, как надо строить исследования, а оппоненты, дескать, лишь мешают работе.

Чисто научная полемика порой переходила все возможные границы. Проекты обсуждались больше на партсобраниях, чем на учёных советах.

«Раскрытие контрреволюционной троцкистской диверсионно-вредительской шайки настойчиво требует от нас вновь ещё глубже присмотреться к нашей работе… Конкретно я не могу указать на людей и привести факты, которые давали бы достаточное количество прямых улик, но, по моему мнению, мы имеем ряд симптомов, которые внушают подозрения и навязчиво вселяют мысль, что у нас не все обстоит благополучно»,

– указывал Костиков

и последовательно излагал провинности Ивана Клейменова, Георгия Лангемака и Валентина Глушко, которые якобы шли по неверному пути при разработке ЖРД. Костиков требовал сокращения работ по пороховым ракетам и азотно-кислородным двигателям и сосредоточения усилий по кислородному сектору.

Присоединившийся к нему бывший помощник Фридриха Цандера - одного из создателей первой советской ракеты на жидком топливе — «ГИРД-X» – инженер Леонид Душкин отмечал:

«Если Глушко не признает своих ошибок, не перестроится, то мы должны поставить вопрос о Глушко со всей большевистской прямотой... Глушко был под большим покровительством врага народа Лангемака»…

За давностью лет многие нюансы в тех отношениях в РНИИ разглядеть уже невозможно, но, зная общую обстановку в стране в 1937 – 1938 годах, вполне можно представить, как развивались события в научных коллективах, где тотальная секретность была родной сестрой столь же жёсткой подозрительности, а соревнование в разоблачении «врагов народа» – для многих почти нормой жизни.

Закономерно всплывали прежние обиды, порождавшие «сигналы» в НКВД. К тому же репрессии создавали в институте тяжелую психологическую обстановку, подавлявшую инициативу и творческий поиск. Групповщина, взаимные заявления, интриги, проверки, доносы, аресты буквально лихорадили институт. И в поиске причин ошибок, конечно, присутствовала поощряемая следствием примитивная версия о злом умысле пробравшихся в секретный институт саботажников и вредителей.

Выводы после такого не заставляли себя ждать. Разумеется, всё это не могло не наложиться на содержание экспертного заключения о работе обвинённых в антисоветской деятельности и взятых под стражу Королёва и Глушко с формулировками о намеренном вредительском характере их работы:

«Как двигатели Глушко, так и ракетные торпеды и ракетоплан под них, которые разрабатывал Королёв, не только не сданы на оборону, но и не доведены до сколь-либо удовлетворительных или определенных результатов. Более того, многолетняя работа Глушко и Королёва по вышеуказанным объектам, рекламировавшаяся в течение ряда лет как успешная, оказалась совершенно неудовлетворительной и непригодной для решения задач… В течение 5–7 лет не только не создано объекта, пригодного для сдачи на оборону страны, но и не создано основных обоснованных предпосылок, способных оказать помощь в дальнейшей работе над этими объектами»…

Между тем, рассматривая заключение, подписанное Андреем Костиковым и его тремя коллегами инженерами Леонидом Душкиным, А.Н. Дедовым и Марией Каляновой, нелишне сравнить лексику и стиль этого документа с собственно начальными установками и конечными выводами следователей. Не нужно лингвистической экспертизы, чтобы увидеть: мнение специалистов, несомненно, по меньшей мере редактировалось отнюдь не в кабинетах института. И понятно: фразы об «антисоветской и вредительской деятельности» учёных были глупостью и чепухой, чтобы прибавить вес и без того тяжелому обвинению. Есть и документальные подтверждения, что первые варианты экспертного заключения следователями были отвергнуты. Не подпиши такое новое «экспертное» мнение, сотрудники вполне могли бы составить компанию тем, кто уже томился в тюремной камере. Подобное предположение, конечно, – не медаль подписантам.

Во всяком случае, не каждому тогда было дано выстоять в атмосфере не только огульного морального террора, но и реальной угрозы утраты свободы, а то и жизни. Это напрямую касается и самого Костикова. Работавшая в институте осенью 1938 года комиссия наркомата решительно потребовала «очистить» учреждение от, как было сказано, «сомнительных сотрудников».

В Наркомате боеприпасов, к которому принадлежал институт, имелся проект приказа об увольнении руководителя института. Для начала было достаточно: плохо работал по доводке конструкций, создал обострённые отношения с научным коллективом… Присутствовал в запасе и весьма немаловажный намёк, что этот человек не может привести свидетелей своего побега из польского плена в 1921 году… Всё это было, как и то, что недопустимо рисовать историю и биографии создателей «катюши», творивших в драматически сложнейший для СССР период, исключительно в розовых или черно-белых тонах.

Острая дискуссия об истинных авторах изобретения «катюши» вспыхнула на волне горбачевской перестройки, когда под предлогом т.н. «гласности» и продолжения реабилитации незаконно репрессированных в конце 1930-х годов, открылись ранее недоступные архивы. В ряде СМИ и на проходивших повсеместно собраниях и митингах, требовавших «обновления социализма», по сути, началось безудержное низвержение всего советского, развенчание множества прежних героев войны и труда. Конкретно в вину Костикову ставилась прежде всего та самая справка, касавшаяся работы Королева и Глушко. Лояльность и согласие, проявленные Костиковым по отношению к нелепому обвинению бывших коллег, отнюдь не помогли ему в дальнейшем. Подозрения, имевшиеся до войны, словно под копирку были повторены в марте 1944-го, когда фортуна от конструктора временно отвернулась. После срочной эвакуации НИИ-3 в Свердловск (нынешний Екатеринбург) институт под руководством Костикова занимался разработкой реактивного истребителя с жидкостным ракетным двигателем.

Планер с макетом двигателя был облётан и получил положительную оценку. Но результат по всему самолёту и по срокам не вписывался в план, утвержденный ГКО. В силу многих причин концепция нового «объекта 302» оказалась несостоятельной и в январе-феврале 1944 года правительственная комиссия, возглавленная заместителем наркома авиапромышленности Александром Яковлевым, пришла к выводу о необходимости прекращения работ. Не исключено, что свою роль в негативной оценке проекта сыграло и то, что Яковлев тоже занимался конструированием реактивного самолета.

Реакция последовала незамедлительно. Костикова обвинили в обмане правительства, сняли с должности директора и 15 марта 1944 года арестовали. Целый год он находился в тюрьме. Обвинив конструктора в срыве задания Государственного комитета обороны и растрате средств на проект, прокуратурой имелось в виду продолжить расследование дела и «выяснить истинные мотивы его преступления». Как лыко в строку поставили многое из нереализованного до войны.

Очень кстати и, главное, вовремя появилось тогда же сомнение в присвоении чужих заслуг:

«Костиков, Гвай, Аборенков, получившие авторское свидетельство на машинную установку для стрельбы ракетными снарядами, никакого отношения к их разработке не имели»…

Нет нужды говорить, что всё это означало для дальнейшей судьбы подозреваемого. Прокурор СССР Константин Горшенин в записке председателю ГКО Иосифу Сталину и в копии секретарю и члену Оргбюро ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову просил «предать Костикова Военной коллегии Верховного суда СССР с осуждением к лишению свободы в соответствии со статьей 193-17 УК» (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. д. 1793). Для сведения: статья 193-17 Уголовного кодекса РСФСР в военное время предусматривала наказание «до высшей меры социальной защиты».

К счастью, прокурорское предложение о суде, приговоре, лишении конструктора государственных наград, Сталинской премии и генеральского звания осталось без последствий: предъявленные обвинения попросту рассыпались ещё до суда. Что послужило столь резкому развороту и неординарному для тогдашних обвинителей решению, неизвестно. Выводы следствия гласили: «Разъяснения автора... верны. Автора целесообразно привлечь к более углубленной разработке.

…Вражеского намерения в действиях А. Костикова, который был большим специалистом своего дела, не установлено»… С августа 1945 года и до конца жизни Костиков работал начальником бюро института, где по-прежнему занимался разработкой новейших реактивных снарядов, был научным руководителем четырех тем и ведущим инженером по двум темам, членом технического и ученого советов института.

Одновременно являлся председателем одной из комиссий по новой технике при Президиуме Академии наук СССР. С его именем также связаны работы по повышению боевых характеристик некоторых артиллерийских систем за счёт создания новых боеприпасов и совершенствования технологических процессов. Некоторое время он был уполномоченным Академии наук СССР в Германии. 5 декабря 1950 года в возрасте 51 года Костиков неожиданно скончался от инфаркта. В представлении в правительство об увековечении его памяти президент АН СССР Сергей Вавилов назвал Костикова «выдающимся советским учёным-конструктором». В постановлении, подписанном Сталиным, помимо распоряжений, касавшихся финансовых и организационных вопросов, учреждалась стипендия имени конструктора для аспирантов академического Института механики, а важным знаковым моментом по тем временам было указание закрепить за вдовой занимаемую ею квартиру в знаменитом «Доме на набережной».

Что касается посмертных обвинений в доносительстве и попытках присвоения чужой славы… Несмотря на неоднозначность личности конструктора, оснований для отмены указа о награждении ученого золотой медалью «Серп и Молот» и последующих поощрений не нашлось. Он, как и прежде, – Герой Социалистического Труда, получивший это звание в трудные дни июля 1941-го – первым в войну.

В Мосальске, городке в Калужской области, на малой родине Костикова, куда были приписаны родители ученого, в краеведческом музее есть стенд, посвящённый конструктору. Правда, название улицы его имени местные власти от греха подальше заменили на другое. На могиле Костикова на Новодевичьем кладбище установлен памятник, сделанный скульптором Сергеем Коненковым. Во дворике Киевского политехнического института стоит бюст выпускнику военно-инженерной школы 1927 года Андрею Костикову, но, похоже, оставаться ему там не суждено: в процессе активной «декоммунизации» украинские националисты требуют снести памятник «москалю» и «представителю тоталитаризма».

Могила Костикова

По-видимому, такая же участь ждёт и мемориальную доску в Казатине (Винницкая область) на доме, где родился будущий конструктор. По инерции споры о личности Костикова, об истинных или мнимых авторах создания легендарной фронтовой «катюши», героях и злодеях этой истории – о ещё одних Моцарте и Сальери XX века – хоть и без прежнего накала, но продолжаются до сих пор.

Памятник в Киеве

Расхожее утверждение о «доносчике» не могло не проникнуть и в художественное кино. В одном из фильмов, например, в сцене избитого Королёва следователь НКВД принуждает того признаться во вредительстве и вручает конструктору обличающие его свидетельства:

«Костиков тоже дал показания…»

Ещё в 1950-е годы всех участников тех событий, «вредителей и шпионов», включая Королёва и Глушко, полностью оправдали и восстановили их доброе имя. Позже были заново пересмотрены материалы, касающиеся Георгия Лангемака, Ивана Клейменова и их коллег, которым посмертно присвоили звание Героя Социалистического Труда.

Да, Костиков, как главный инженер и директор, выступал на собраниях коллектива, где клеймили «вредителей» и «шпионов», призывали к усилению бдительности и борьбе с «врагами народа». Но вспомним, сколько было таких ораторов, отнюдь не уверенных, что их речи станут индульгенцией от каких-то мифических прегрешений…

Да, его подписи есть в протоколах допросов, и цена им, как знаем, тоже была известна и одинакова далеко не для всех: иного для признания несуществующей вины или обвинения коллег не могли сломить пытки, а для другого «свидетеля» было достаточно и простого вызова…

Да, есть объяснение Костикова в партком РНИИ, где оправдание чисто технических трудностей и объективных проблем научного поиска перемежается с ритуальными штампами из газет тех дней о действующих повсеместно саботажниках и вредителях, в том числе в институте… Конструктор не был ангелом во плоти, а человеком своей эпохи со своими достоинствами и недостатками, взлётами и падениями, как, впрочем, и все, с кем шёл по жизни, работе и судьбе.

Мнение о виновности Костикова в доносах и его непричастности к созданию «катюши» в основном делается на основании высказываний Валентина Петровича Глушко и Сергея Павловича Королёва. С учётом их высокого научного авторитета и занимаемого в государственных и партийных структурах положения мнение учёных воспринималось как истина в последней инстанции и было охотно подхвачено некоторыми журналистами.

Роль Костикова в создании «катюши» принижалась и практически выпала из истории оружия Победы. При всём глубочайшем почтении к фигурам прославленных академиков, переживших клевету, боль и тюремное унижение, их точка зрения в данном вопросе понятна. Тяжёлое прошлое ранило учёных и оставило неизгладимый, болезненный шрам навсегда. Но их точка зрения не может являться абсолютно объективной, потому что будущие академики были репрессированы, как они считали, главным образом на основании «экспертного» заключения и последующих показаний в НКВД Костикова и его сотрудников. Что, конечно же, не совсем так, и причины того нужно искать отнюдь не только в личности их одного коллеги.

Эмоции не могут довлеть над реальной и суровой прозой жизни. Что касается личных расследований сына Глушко Александра и его публикаций, в которых Костиков называется «виновником всех несчастий», мнение его, по понятным причинам, также отнюдь не беспристрастное. То же самое относится к книге о Королёве, написанной его дочерью.

По свидетельствам современников, Королёв не любил что-либо рассказывать о своей деятельности времен работы в РНИИ. Но Валентин Петрович Глушко до конца жизни не мог простить бывших коллег. По его настоянию были изъяты портрет и фамилия Костикова из экспозиции Военно-исторического музея в Ленинграде. К изгнанию памяти конструктора из общественного пространства был подключён даже Главлит, рекомендовавший не упоминать Костикова в печати. Он не упоминается среди создателей «катюши» в третьем издании Большой Советской Энциклопедии и в энциклопедии «Великая Отечественная война 1941 –1945 гг.». То же – и о Леониде Душкине.

В отзыве на научный доклад Душкина (кстати, ставшего в послевоенное время крупным конструктором и изобретателем, профессором МАИ, лауреатом Госпремии СССР), представленный на соискание докторской степени, академик Глушко категорично заявил:

«Работы Л.С. Душкина не имеют отношения к ракетно-космическим достижениям, прославившим нашу Родину».

О Душкине, к примеру, нет ни слова в энциклопедии «Космонавтика» 1985 года, изданной под редакцией Глушко. Имени учёного нет даже в статьях, посвящённых первым советским ракетным двигателям, при том, что имена всех других конструкторов перечисляются… На пике «перестройки» после одного резкого публичного выступления академика Глушко в Колонном зале Дома Союзов с обличением Костикова по поручению ЦК КПСС была создана комиссия, которая должна была разобраться с авторством «катюши».

В то же время в ряде изданий стали появляться материалы и в защиту Костикова. Газеты «Социалистическая индустрия», «Радянська Украина», «Красная звезда», «Труд», «Вечерняя Москва», «Крылья Родины» и другие опубликовали материалы, которые давали возможность анализировать факты без предвзятости.

К работе привлекались сотрудники Генпрокуратуры и КГБ СССР. Говорят, их предварительные выводы склонялись к юридической правомерности авторства Костикова, но после того, как проект справки был направлен на экспертизу в Академию наук СССР, Миноборонпром, Генштаб и Комиссию Президиума Совмина СССР по военно-промышленным вопросам, относительно Костикова и Аборенкова было решено использовать иную, более гибкую и взвешенную формулировку.

Они, говорилось в решении, «внесли вклад в разработку, испытания и совершенствование пусковой установки, в принятие ее на вооружение Красной Армии и внедрение в серийное производство»… В ноябре 1989 года «Социалистическая индустрия» ознакомила читателей с выводами комиссии. Комиссия сделала вывод: «Авторами изобретения механизированной установки для залповой стрельбы реактивными снарядами – и ещё шире – авторами предложения о принципиально новом типе вооружения – реактивных систем залпового огня являются А. Костиков, И. Гвай, В. Аборенков»… Персональный вклад в коллективное создание «катюши» каждого участника различен, требует отдельного рассмотрения и потому выделение из большой группы разработчиков единственного автора неправомерно.

Наряду с Костиковым назовем их, трудившихся над «катюшей»: Георгий Лангемак, Иван Клейменов, Борис Петропавловский, Владимир Артемьев, Николай Тихомиров, Юрий Победоносцев, Керим Керимов, Алексей Павленко, Иван Гвай, Василий Аборенков, Владимир Бармин, Леонид Душкин, Борис Слонимер, Василий Лужин, Евгений Петров, Федор Пойда, Леонид Шварц, Александр Попов, Антонина Чувашова и десятки других – ныне известных героев и лауреатов и совсем скромных инженеров, техников, испытателей, чьи имена можно встретить разве что в специальной литературе… Каждый из них заслуживает отдельного повествования.

Все они и их ближайшие соратники и есть подлинные отцы-создатели «катюши». В целом ряде материалов об ученом-конструкторе, циркулирующих в интернете, содержится ссылка на официальный документ союзной прокуратуры и его регистрационный номер – 13/4-1032-89 от 12.06.1989 г.: «Прокуратурой Союза ССР самым тщательным образом изучены материалы, связанные с арестом в 30-х годах видных ученых Научно-исследовательского института… В материалах уголовных дел в отношении Королева С.П., Лангемака Г.Э., Глушко В.П., Клейменова И.Т. отсутствуют данные, свидетельствующие о том, что они были арестованы по доносу Костикова А.Г.».

Эта же ссылка присутствует и в публикациях, сообщающих о рассмотрении вопроса о Костикове в ЦК КПСС в 1989 году, где также не нашли фактов, подтверждающих данные обвинения. Однако… Однако оригинал этого документа, несмотря на его многократные цитирования в сети, среди надзорных дел, хранящихся в фонде Р-8131 Прокуратуры СССР в Государственном архиве РФ, отсутствует. Между делами с номерами 1031-89 и 1033-89 искомой справки нет. Нет его и в перечне утерянных архивных дел. Значит, из прокуратуры в Госархив он попросту не поступал. Но дело-то с номером 1032-89, судя по регистрационному шифру, существует, пусть, на минуту допустим, даже и с другим содержанием. И каким? Специалисты ГА РФ считают, что дело, скорее всего, затерялось в толще каких-то ведомственных архивов. Где этот документ и что в нём на самом деле? Неужто все это останется очередной загадкой века?..

Возвращение доброго имени некогда забытым или неправедно репрессированным людям не означает очернения или предания забвению других современников, живших и творивших рядом с ними на крутых поворотах истории Отечества. В полной мере это относится и к нашему герою. Драма Андрея Костикова – при жизни и особенно после неё — это трагедия немалого числа из того поколения, и недопустимо пытаться бросать в них камни. И это тоже часть современной борьбы за разумную взвешенность, за честность к историческому прошлому, каким бы суровым, сложным и противоречивым оно иногда не представлялось, борьбы против однобокого взгляда и упрощения сложного героического и трагического прошлого страны, против смены знаковых ориентиров и, в конечном счете, против фальсификации истории. Замалчивание и умаление заслуг, демонизация образа конструктора деформирует, в частности, не только историю ракетной техники, но и историю предвоенных лет и тыла Великой Отечественной войны. У легендарного коллектива РНИИ, отметившего 87 лет со дня образования, сегодня достойный преемник – Исследовательский центр имени М.В. Келдыша — научно-исследовательский институт, работающий в области ракетного двигателестроения и космической энергетики.

Институт получил всемирную известность благодаря производству сложной высокотехнологичной продукции, как военного назначения, так и связанной с освоением космоса. В своё время в рамках изучения истории РНИИ в центре имени М.В. Келдыша был организован ряд комиссий для всесторонней оценки деятельности Костикова, документально подтвердивших его вклад в создание «катюш», а также его достижения в других областях ракетной техники. Увидел свет и сборник материалов, документов и избранных трудов А.Г. Костикова «Ракетно-космические двигатели и энергетические установки. Научно-технический сборник. Пионеры ракетной техники. Вып. 3 (149). Андрей Григорьевич Костиков.

К 100-летию со дня рождения» (главный редактор – академик РАН А.С. Коротеев). М., 1999. В любом случае «катюша» навсегда останется легендой в истории победных сражений Великой Отечественной войны, праматерью многих современных систем вооружения, стоящих на защите государства. По словам одного из пионеров советской ракетно-космической техники, видного ученого и конструктора Бориса Чертока, «сегодня ракетная техника имеет мало общего с «катюшами», но современные вооружённые силы стратегического назначения начинали создаваться людьми, оружием которых во время войны были «катюши».

В этом заключалось историческое значение «катюши» для последующего развития космонавтики». В послевоенные годы «катюши» наряду с другим легендарным оружием – такими как танк Т-34 или пушка ЗИС-3, – стали устанавливать на постаменты, и боевые машины превратились в памятники. Воинами и их товарищами по тылу, где ковалась Победа, создавался будущий задел надёжного ракетно-ядерного щита страны.

Вячеслав Тарбеев,
советник директора Государственного архива Российской Федерации

ВОЗМОЖНО, ВАМ БУДЕТ ИНТЕРЕСНО:

Владимир Владимирович Путин открыл памятник Александру III в Гатчине

Историко-просветительские проекты российского бизнеса

Севастополь – живая память истории. «Патриотическая столица России»