Историко-документальный просветительский портал создан при поддержке фонда «История Отечества»

Пётр Иссэй - взгляд на Великого из Японии

Период первых контактов Японии и России пришёлся на царствование Петра I.   Из-за огромного расстояния, разделявшего наши тогдашние столицы, и специфики развития стран контакты эти не были равноценными. p style="text-align: justify;" Русские, и в том числе сам Пётр Великий, получали первую информацию о Японии из первых рук. Японцы же с самого начала оказались в зависимости от «третьей силы» и вынуждены были довольствоваться рассказами голландских купцов. Путешественники из Европы поведали жителям Страны восходящего солнца и о России, и о Петре I, чей образ произвёл на японцев сильное впечатление, а с годами становился всё более мифологичным…

К востоку он владения на десять тысяч вёрст расширил —
Всё потому, что поощрял науки, научившись у голландцев.
А в нашей же стране болтают о пустом наследники героев
—Уж сотню лет нет никого, сравнимого с Петром!

Сакума Сёдзан, 1840-е гг.1Цит. по: Щепкин В.В. Первые сведения о Петре I, формирование его образа в Японии // Учёные записки Петрозаводского государственного университета. 2020. С. 115.

И ДРУГ ПЕТРА — ДЭМБЭЙ

Удивительным образом тяга европейцев видеть в любом иностранце непривычного обличья выходца из Индии коснулась и России. Так, «индийцем» из «Удзаку» — по причине экзотической внешности — был назван загадочный путешественник, японец, прибывший ко двору самого необычного царя в истории России.

… В 1697–1698 годах, когда царь Пётр под чужим именем знакомился с Европой, казак Владимир Атласов отправился изучать и открывать для России Камчатку. С небольшим отрядом он прошёл через огромный полуостров, составив его подробное описание. На самом юге в одном из племён местных айнов (ительменов) Атласов встретился с их пленником-чужеземцем. «А полоненик… подобием как бы гречанин — сухощав, ус не велик, волосом черн. А как увидел у русских людей образ Божий — зело плакал и говорил, что и у них такие образы есть же… А сказывался индейцем, и золота-де у них родится много, и палаты цениные, а у царяде индейского палаты сребряные и вызолочены. … А соболей и никаково зверя у них не употребляют. А одежду носят тканую, всяких парчей, стежную на бумаге хлопчатой… А нравом тот полоненик гораздо вежлив и разумен…»2Здесь и далее цит. по: Оглоблин Н.Н. Первый японец в России, 1701–1705 гг. // Русская старина. № 10. 1891..

Грамотный пленник айнов, плакавший от счастья при виде икон, заинтересовал Атласова. Он то ли отбил, то ли выкупил странного чужестранца у ительменов и в 1700 году вместе с ним отправился в Якутск, а оттуда загадочного «индейца» отправили в Москву — к царю.

Выяснилось, что имя освобождённого пленника — Дэмбэй (Дэнбэй), а Удзака, откуда он был родом — крупный японский торговый город Осака. Дэмбэй был сыном приказчика по имени Дэсса, служившего в лавке купца Авасудэя, имел жену и двоих детей. Однажды, загрузив товарами небольшое парусное судно, Дэмбэй с экипажем в 15 человек в составе каравана других торговых судов отправился в Эдо (нынешний Токио). Корабли попали в шторм, и после шести месяцев скитаний по волнам судно Дэмбэя прибило к берегам Камчатки. Там на японцев напали местные айны, от которых удалось откупиться имевшимся на корабле товаром. Двое путников всё же погибли, а остальные были распределены по разным поселениям. Дэмбэя разлучили с товарищами, но именно ему повезло встретиться с Атласовым и покинуть Камчатку.

Уже по пути японец многое рассказал о своей родине, состоянии её торговли, поведал о политике закрытости («А в иные-де земли они, японцы, не ходят, а в Японскую-де землю приходят к ним кораблями немцы, с сукнами и с иными товары, в город Нангасаки, и в том городе многие немцы домами живут, а в иные городы Японские земли немец и никого чюжеземцов торговать не пущают, а для чего — про то он не ведает»), о запрете проповеди христианства, о вооружении («А у воинов их японских оружие — мушкеты, копья, сабли. А начальные люди носят по 2 сабли. Только-де у них войны никакие ни с кем не бывает»), фортификации и артиллерии.

Все эти рассказы были объединены в общий текст, дошедший до нас под названием «Скаска Дэмбэя» и собственноручно подписанный автором по-русски. Любопытная деталь: Дэмбэя расспрашивали о соседнем с Японией Китае, о котором Россия имела уже некоторое представление, но японец вопросов не понял, потому что не знал, что такое «китай». Он принял это слово за исковерканное произношение названия северного японского города Акита и заявил, что всё это одна страна («А китайцов-де у них с японцами считают за одних людей, потому что у них идолопоклонение и язык и письмо и обычаи одни, а те-ли-де китайцы, куды руские люди с караваны ходят или иные — про то он не ведает, потому что де с Японского острова в Китай сухой и морской путь есть, и он Денбей в Китаях сухим путем и морем бывал в китайских городех, которых по их японскому языку называют: Акитай, Квота, Нощро, Тонга, Фиага».

«Скаска Дэмбэя», собственноручно подписанная им с указанием адреса в Осаке

Пётр I узнал о чужеземце задолго до его прибытия в Москву и был весьма взволнован и озабочен этим известием. Овнимании царя к первому японцу свидетельствует его распоряжение:

«Послать Великого Государя указ на встречю государевы якуцкие казны к посыльщиком к служилым людям, которые с тою… казною к Москве едут, для того — ведомо великому государю учинилось, что послан с ними из Якуцка к Москве иноземец, которой взят в Камчадальской земле, и чтоб они, якуцкие служилые люди с тою… казною и с иноземцом ехали к Москве со всяким поспешением и обережью от всяких непотребных случаев, и того посланного с ними иноземца берегли и никакой нужды в одежде и в кормех отнюдь бы ему не было…»


29 декабря 1701 года Дэмбэй благополучно прибыл в Москву, а уже 8 января 1702 года Пётр принял его в Преображенском и долго беседовал. Вполне вероятно, что и до этой встречи русский царь являлся одним из наиболее осведомлённых о Японии людей в стране. Голландские моряки и купцы обладали тогда исключительными правами на торговлю с Японией, осуществлявшуюся через закрытую для посторонних факторию в Нагасаки. Пётр же совсем недавно вернулся из Голландии, где среди основных его интересов значилось именно кораблестроение и заморская торговля — наверняка слышал он и о загадочных Японских островах, не пускающих к себе никого из чужеземцев, кроме голландцев. Известно, что ещё до встречи с царём Дэмбэю показывали европейские книги с описанием Японии — он представлял себе, с кем имеет дело.

Этими знаниями, равно как и пониманием того, что Россия неизбежно будет распространять своё влияние на Восток, можно объяснить внимание Петра к столь незначительной персоне, которой являлся бывший осакский торговец. После высочайшей аудиенции Дэмбэй получил назначение в Артиллерийский приказ — важнейшее военное учреждение России того времени: «1702 года, генваря в 8 день по указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича… присланный из Якутского иноземец Дембей ставлен пред великого государя в Преображенском. И великий государь… указал его, Дембея, в Москве учить русской грамоте, где прилично, а как он русскому языку и грамоте навыкнет, и ему, Дембею, дать в научение из русских робят человек три или четыре — учить их японскому языку и грамоте».

Ставший после крещения Гавриилом Богдановым, Дэмбэй поселился в доме губернатора Сибири князя Матвея Гагарина, а потом приступил к руководству основанной по приказу Петра первой в России школой японского языка. Якутское воеводство по царскому указу занялось сбором информации о Японии, а в случае, если на русских землях вновь случайно окажутся японские моряки, обязано было немедля доставлять их в столицу. Так в 1711 году в Петербурге у Дэмбэя Богданова появился помощник — японец Санима, сын которого от русской девушки, названный Андреем Богдановым, стал главным японоведом России после смерти Дэмбэя и своего отца. Усилиями Андрея Богданова и японцев, которые попали в Россию в последующие 1736– 1739 годы, были составлены первые рукописные словарь и грамматика японского языка. Традиция российского японоведения, заложенная дальновидным самодержцем, получила продолжение.

ЧТО ПЕРВЫЙ, ЧТО ВТОРАЯ — ВСЕ ВЕЛИКИЕ

Несмотря на то, что в Японии царя Петра чаще называют Иссэй, что значит «Первый», чем Тайтэй — «Великий», отношение к нему именно как к великому, просвещённому, европейского типа монарху утвердилось с тех самых пор, когда в Японии о нём стало известно. В 1708 году в Японии была издана книга Нисикава Дзёкэн, посвящённая исследованию европейских народов. Россия в ней описывалась как страна «большая и холодная … к востоку от Голландии», с людьми, которые «состязаются в храбрости и силе», со странными обычаями, «напоминающими голландские», и с акцентом на личности необычного царя: «Один лишь государь старается в учении, а вельможам и прочим учиться запрещено»3Здесь и далее цит. по: Щепкин В.В. Указ. соч. С. 116.. Затем на несколько десятилетий интерес к России и к её государю в Японии исчез (у нас же всё это время тлела искра японоведения, зажжённая Великим).

Лишь в 1780 году из необходимости поддержания прямых торговых контактов на Хоккайдо японцам пришлось обратить свои взоры на север, где на Камчатке и Курилах русские торговали с айнами. Энтузиаст-географ, врач Кудо Хэйсукэ услышал и проанализировал рассказы соотечественников, встречавшихся с казаками, о России. Кудо написал книгу, в которой упоминает Петра, называя его «мудрым правителем-божеством, начавшим возрождение страны» и «человеком, вершившим великие дела». Кудо сумел разобраться даже в особенностях изменения монархического правления при Петре. Он отметил, что Россия «уже за несколько поколений до него была монархией, но его заслуги были столь велики, что ему был дарован новый титул… Отец Отечества, Великий Император Всероссийский». И объяснил, почему это произошло, упомянув основание новой столицы — Петербурга, победу над Швецией и продвижение России на Восток. При почти полном незнании тогдашними японцами географии и всемирной истории, всё это было им малопонятно, но некоторые особенности правления Петра совершенно ясно характеризовались с точки зрения близких им конфуцианских взглядов на «мудрое правление»: «Пётр оставил огромное множество завещаний и наставлений, и все его потомки следуют им, и с тех пор дела управления процветают».

Этот взгляд на деятельность Петра Великого как на пример служения государству монарха — Благородного мужа — настолько повлиял на умы японских учёных, что в дальнейшем они приписывали деяния Петра его наследникам. Например, друг и последователь Кудо Хаяси Сихэй в своём сочинении, изданном несколькими годами позже, писал о русской императрице (так!), правившей, судя по его тексту, именно в годы царствования Петра, которая, по его словам, «изъявила намерение, достойное великого и храброго человека, объединить под властью одного императора все пять континентов. Она установила порядок и отдала приказы, гласящие о том, чтобы дети и внуки, будущие после неё, не меняли её порядка, продолжали увеличивать территорию страны и чтобы подвиг стал величайшим делом. В этом она видела предназначение императора. После этого день за днём имесяц за месяцем на посты назначались способные люди, постепенно они захватили земли вплоть до севера Татарии, и, в конце концов, в годы Гэмбун по японскому исчислению41736–1741 годы. дошли до крайней восточной точки, мыса Камчатки. Теперь Московия простирается на три тысячи японских ри». Таким образом, Хаяси, ничтоже сумняшеся, объединил в своём повествовании действующую императрицу Екатерину Великую с Петром Великим, ориентируясь не на реальную историю, а на сохранение политической традиции этих правителей, на их стиль государственного управления. Ведь, в конце концов, оба они были Великими!

Капитан Дайкокуя Кодаю (слева) после возвращения из России в Японию

Шанс разобраться в том, кто и как на самом деле правил Россией, японцам представился очень скоро. В декабре 1782 года гружёное рисом судно «Синсё-мару» унесло в открытое море и только в августе следующего года прибило к берегам одного из Алеутских островов. Оставшиеся в живых члены экипажа во главе с капитаном Дайкокуя Кодаю были переправлены сначала на Камчатку, а в затем дальше на запад. Летом 1791 года Дайкокуя доставили в Петербург, где он неоднократно встречался с императрицей Екатериной II и высшими российскими сановниками. После чего было принято решение отправить оставшихся в живых японцев на родину, используя эту инициативу для установления торговых отношений с Японией. В 1792 году Дайкокуя ступил на берег Японии и, несмотря на то, что намеченных результатов добиться не удалось, новый контакт с русскими стимулировал очередную волну интереса к нашей стране. В последующие годы были изданы сразу несколько «описаний» России разных авторов, которым наконец-то удалось уточнить информацию и о Петре Великом. Участвовавший в допросах вернувшихся в Японию моряков врач Кацурагава Хосю упоминал, что «человек по имени Пётр Алексеевич… отличался добродетелью и очень обширными знаниями, был выдающимся воином и героем». Он «объединил обширные земли, проложил много водных путей, развил связи [с другими странами] и, увеличив выгодную торговлю, приумножил богатство собственной страны», «пригласил известных учёных-наставников из других стран, открыл в различных местах школы, стал обучать в них людей своей страны [различным] наукам: от арифметики и азбуки до вершин всех видов искусств и техники».

Цель и итог преобразований Петра японцам были вполне понятны. Русский император «добился изменения всех дурных старых обычаев и привычек, даже нравов, языка и одежды и изо дня в день улучшал управление страной», а слава России «стала особенно громкой». Причём слова о славе не были пустым звуком: «…Россия и в военном отношении становилась всё более и более могущественной» и «присоединила огромные территории, простирающиеся от пустыни Гоби и вдоль Северного Ледовитого океана до пролива Аниан, образующего границу с Американским континентом».

Уже тогда японцам стало понятно, что Россия — крупнейшее в мире государство, и в значительной степени это произошло благодаря Петру, который реформировал всё, «что было принято исстари, вплоть до обычаев, одежды, этикета и языка», и тем самым добился того, что «в стране установился порядок и многие из ближайших государств изъявили [ему] покорность».

«Медный всадник», изображённый художником Мацубара Утю на основе рассказов Дайкокуя

Для Японии конца XVIII века это было важное заявление, ещё не потрясающее основ замкнутого династического военного правления сёгуна, но позволяющее задуматься о полезности реформ для развития государства. Ведь в России благодаря деяниям Петра «земли расширялись, страна богатела, народ благоденствовал». Благоденствовал настолько, что для русских в буквальном смысле история распалась на два этапа: до Петра и после. Дайкокуя Кодаю писал, что «пытался расспрашивать о том и о сём, но что было до Петра, так ничего и не смог узнать».

… Когда сегодня специалисты слышат имена Дайкокуя и Петра, возможно, первое, что приходит им в голову, это рисунок «медного всадника», сделанный по памяти японским моряком. Пётр на этом изображении более всего походит на китайское божество, что естественно: японцы в то время не знали традиции объёмного изображения реально существовавших людей. Статуи ставились только богам. Змей, которого на монументе попирает конь Петра Великого, в интерпретации Кодаю превратился в ядовитую змею, жившую в окрестностях Петергофа, которую император усмирил одним лишь своим венценосным взглядом. Но главное, что Дайкокуя сумел правильно передать смысл надписи на постаменте «Петру Первому — Екатерина Вторая». Традиция преемственности просвещённого правления пришлась японцам по вкусу.

ПРИМЕР РЕФОРМАТОРА

Наиболее полное и ясное осознание практической важности реформ пришло в Японии примерно спустя полвека после сочинения Кацурагава Хосю, когда эта страна сама начала постепенно двигаться в направлении модернизации. Пример решительного правителя, не только «вытащившего» Россию из состояния, которое «не могли вспомнить» сами её жители, вдохновлял японцев, а идеи расширения державы до масштабов империи будоражили сердца. Пётр I оказался удачным примером, указывая на который можно было исподволь готовить общественное мнение к необходимости решительных перемен.

Поэт и учёный первой половины XIX века Ватанабэ Кадзан ненавязчиво указывал: «Россия была самой северной из всех северных стран, однако в ней появился великий правитель по имени Пётр, который захватил земли …от Швеции на западе до Сибири, что граничит с восточными землями айнов. Во всех этих землях он проложил дороги, построил станции, прорыл каналы, пустил по ним корабли, отыскал товары, наладил торговлю, освоил дикие леса и равнины, основал новую столицу, учредил академию, обучил народ, принял в подданство из других стран 201 тысячу 357 человек, создал школу для изучения военных и словесных наук, подготовил кадры, одержал победы в нескольких десятках больших войн и создал величайшую в мире империю. Всё это было сделано в правление одного только Петра!» Направление мыслей Ватанабэ оказалось опасным для не желавшего перемен самурайского правительства: поэта сначала заключили под домашний арест, а в 1841 году и вовсе приказали вспороть живот.

Его современник, политик Сакума Сёдзан, чьи стихи о Петре вынесены в эпиграф (в современной Японии ему самому теперь установлен памятник), был ещё одним из тех реформаторов, кто видел в решительных деяниях русского императора пример для собственной деятельности. Как и Ватанабэ, Сакума рьяно изучал западные — «голландские» — науки, стремясь реформировать Японию подобно тому, как это проделал Пётр с Россией. Сакума тоже встретил упорное сопротивление реакционеров, и в 1864 году пал от руки наёмного убийцы. Но идея «открытия» страны, прорубания «окна в Европу», оказавшаяся такой близкой японским революционерам, уже побеждала. 1868 году военный диктатор страны сёгун Токугава Ёсинобу отрёкся от своей должности и передал власть императору Муцухито, вошедшему в историю под девизом «Просвещённое правление» — Мэйдзи. Девиз, достойный Петра. Неслучайно этих двух императоров нередко сравнивали, не забывая в шутку упомянуть, что каждый старался по-своему внешне подражать Европе: Пётр Великий заставлял брить бороды по европейской моде своего времени, а Мэйдзи повелел японцам их отращивать — в соответствии с модными тенденциями уже своей эпохи.

Великие русские император и императрица (вероятно, Пётр I и Екатерина II) глазами художника начала XIX века

Как и Пётр, Мэйдзи ввёл управление страной на европейский лад — с парламентом и конституцией. Как и всероссийский император, японский правитель выступал за строительство флота и современной армии по западному образцу. Правда, сам он за топор не брался, зубов подчинённым не дёргал, табака не курил, кроме единственного случая в жизни, когда навещал раненого в Японии потомка Петра — цесаревича Николая Александровича. Но это уже другая история…

Текст: Александр Куланов,
Институт востоковедения РАН

Источник: Вестник «Воронцово поле» №2, за 2022 г.

ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ

Поиск по сайту

Мы в соцсетях

Вестник №1/2024

ЗАПИСЬ НА ЭКСКУРСИЮ

КНИГИ

logo.edac595dbigsmall.png

Прокрутить наверх