Государственный деятель Леонид Борисович Красин. Генерал Эрих Фридрих Вильгельм Людендорф

В ленинском фонде бывшего партийного архива (ЦПА) сохранился уникальный документ. Это описание тайной встречи с генералом Людендорфом, в 1916– 1918 годах фактическим главой Генштаба Германии, сделанное её участником, одним из самых неординарных соратников Ленина и будущим творцом советской экономической системы, Леонидом Красиным¹O’Коннор Т. Э. Инженер революции. Л.Б. Красин и большевики. М., 1993.. До сих пор мы знали об этой встрече лишь из косвенных источников.

Беседа состоялась 8 июня 1918 года, в те дни Советская Россия находилась на грани возобновления боевых действий с кайзеровской Германией. Крах самодержавия и дальнейшее углубление Великой российской революции привели к власти в стране самую радикальную из левых партий – большевиков. Только они решились на сепаратный мир с Германией, отождествляя собственный режим с первой искрой мировой пролетарской революции. Брестский мирный договор, подписанный 3 марта 1918 года, привёл к колоссальным территориальным и материальным потерям Советской России, но сохранил власть в руках партии Ленина, позволив начать в стране невиданный социальный эксперимент.

Заключение мира подразумевало восстановление дипломатических отношений между бывшими противниками в мировой войне. В Берлине над историческим зданием российского полпредства был поднят красный флаг, на первых порах шокировавший горожан, чинно прогуливавшихся по бульвару Унтер-ден-Линден. В этом здании и велась работа по реализации политики «передышки», которую Ленин отстоял в острой внутрипартийной борьбе в период подписания и ратификации Брестского мира. Красин (в ту пору председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной армии, член президиума ВСНХ, член Совета Обороны) прибыл в Берлин 20 мая по приглашению советского полпреда Адольфа Иоффе и сразу включился в работу по подготовке финансового соглашения.

Иоффе рассчитывал на то, что его соратник и однопартиец, используя обширные контакты в предпринимательских и финансовых кругах, наладит неформальные каналы связи с политической элитой Германской империи. (В довоенной Германии Красин занимал значительные посты в фирме «Сименс-Шуккерт», а накануне Первой мировой возглавил её представительство в России.) Сразу по приезде Красин, пользуясь протекцией бывших партнеров и сослуживцев, начал устанавливать полезные контакты. Крайне важно было найти выход на «военную партию», заправлявшую всеми делами в стране. На третий день он писал жене: «Уже поднят вопрос о поездке в ставку для переговоров с самим Людендорфом, у которого, видимо, все нити в руках… Я буду настаивать на точном соблюдении границ, установленных мирным договором, прекращении всякого дальнейшего наступления и в особенности наступления турок на Баку, потеря которого была бы смертельным ударом для всей промышленности и транспорта»²Красин Л. Б. Письма жене и детям. 1917–1926 // Вопросы истории. 2002. № 2. С. 98 Советской России.

Встреча генерала и дипломата состоялась по рекомендации Вильгельма Сименса, сына основателя электротехнической империи, он хорошо знал Красина по совместной работе в Берлине. Один из менеджеров фирмы отправился вместе с Красиным в Ставку Верховного главнокомандования в бельгийском городе Спа. Там находился центр принятия решений по ключевым вопросам военной и гражданской политики Германии, во главе которого стоял «дуумвират» генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга и 1-го генерал-квартирмейстера Эриха Людендорфа, прославившихся серией побед над русскими армиями в первые годы войны.

Проведя ночь в Спа, Красин и сопровождавшие его офицеры двинулись дальше – Людендорф выехал поближе к передовой Западного фронта, где своего апогея достигло одно из последних наступлений германской армии. Под звуки артиллерийской канонады на оккупированной территории Франции, в средневековом замке неподалеку от крепости Мобеж, прошёл этот отнюдь не протокольный визит. Германская армия продолжала продвижение в глубь России, пользуясь тем, что Брестский мир не установил четкой демаркационной линии между странами. А в середине мая берлинские власти выдвинули ультиматум, потребовав возвращения Черноморского флота из Новороссийска в Севастополь, оккупированный немцами 1 мая. В Москве отдавали себе отчёт в том, что отказ от выполнения этого условия грозит возобновлением полномасштабных боевых действий.

Красин должен был не просто разрядить ситуацию, но и убедить Людендорфа, что партия большевиков, несмотря на разгоравшуюся Гражданскую войну, твердо сидит в седле, сохраняя верность брестским договорённостям, а её лидеры – вполне состоявшиеся государственные мужи, способные отстаивать национальные интересы. Ему предстояло укрепить линию, которую в противовес военным отстаивал германский МИД: большевики – наши враги, но любое другое правительство в России разорвет сепаратный мир и вернет российскую армию на поля сражений ³См.: Baumgart W. Deutsche Ostpolitik 1918: von Brest-Litowsk bis zum Ende des Ersten Weltkrieges. Wien; München, 1966; Paul von Hintze: Marineoffi zier, Diplomat, Staatssekretär; Dokumente einer Karriere zwischen Militär und Politik, 1903–1918. München, 1998. .

Изложив свое видение советско-германских отношений, Красин сосредоточился на нарушениях германскими войсками Брестского мира. Людендорф «выслушал меня не прерывая, лишь время от времени мимикой, покачиванием головы, легкой усмешкой выражая свое отношение к содержанию той или иной части речи»⁴Красин Л.Б. Указ. соч. С. 98. . Обмен мнениями не привел к формальными договоренностям, но имел важное значение для последовавшей нормализации советско-германских отношений.

Наиболее удивительным, по мнению Красина, было то, что Людендорф решил воочию увидеть представителя большевистского режима. «Если в самый разгар боев он нашел нужным потратить несколько часов на эту поездку и разговор, то, очевидно, у них все-таки есть большой интерес прийти с Россией к более или менее удовлетворительному соглашению»⁵Красин Л.Б. Указ. соч. С. 102.. Такой договор был подписан 27 августа 1918 года, став последней кодификацией германского диктата по отношению к Советской России. Российская сторона согласилась с выплатой фантастической по тем временам суммы в 6 млрд марок золотом, подразумевая возмещение как Германии в целом, так и отдельным её гражданам военных потерь и революционной национализации. Красин активно участвовал в разработке финансового соглашения к Добавочному договору, продемонстрировав и дипломатические способности, и глубокие познания в сфере частного и международного права. Это предопределило его назначение членом Президиума ВСНХ, а затем и наркомом торговли и промышленности Советской России после возвращения в Москву.

В своём письме Красин по понятным причинам не называл имени своего собеседника – связь берлинского полпредства с Москвой осуществлялась при помощи курьеров, которым приходилось пробираться через линию временно замершего, но не исчезнувшего фронта. Попади послание в руки оппонентов военной партии в Германии или большевистской партии в России – и течение советскогерманских отношений летом 1918-го могло бы изменить свое русло…

Нет в письме и привычного обращения к адресату, хотя содержание письма однозначно свидетельствует о том, что таковым был лидер РКП(б) и советского правительства. Как и Иоффе, Красин писал Ленину от руки, не доверяя секретарям и машинисткам. В своих донесениях из Берлина он (в отличие от полпреда) избегал выпячивать свои заслуги. В условиях информационной блокады главным для него было полно и непредвзято донести до Москвы мнение своего влиятельного собеседника. Красин подробно привёл получасовой генеральский монолог с циничными, хладнокровными рассуждениями о судьбах России.

Свою ненависть к большевизму Людендорф, несдержанный и резкий в суждениях, сохранил до конца своих дней. Он видел в нём «кровавую диктатуру небольшой кучки людей, которая опиралась на преданные ей войска», «под властью этой диктатуры гибла страна, над которой она воцарилась. Для захвативших власть это было безразлично»⁶Э Людендорф. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. М., 2016. С. 448. . Однако на исходе войны, когда Германия истекала кровью, Людендорфу пришлось соизмерять свои властные амбиции и представления с суровой реальностью. Страна находилась на грани истощения, на фронте и в тылу ощущался дефицит людских и материальных ресурсов. Военное руководство было вынуждено прислушаться к мнению крупнейших промышленников и финансистов, одним из которых был Вальтер Ратенау. Для них Россия продолжала оставаться страной невиданных возможностей, рынком сырья и местом вложения капиталов. На нормализации отношений с правительством Ленина настаивали и в МИДе, считая, что Германия не выдержит нового Восточного фронта. Это стало основой успеха политики балансирования между двумя воюющими лагерями, которую проводило советское руководство после Бреста.

Сделали свои выводы по итогам встречи и красные дипломаты. По возвращении Красина из Франции полпред Иоффе направил в Москву сообщение о его беседе с Людендорфом: «Военные пугают… но самый факт, что они разговаривают … показывает, что наше предположение об их заинтересованности все-таки правильно. Конечно, они рассуждают более примитивно, и, если не удается получить даром, – берут силой. В этом смысле гарантий нет, но их и вообще нет, поскольку мы силе не можем противопоставить силу. Наша сила в данный момент сводится к использованию внутренних противоречий в Германии» ⁷АВП РФ. Фонд. 4. Опись. 13. Папка 70. Дело 987. Л. 68. .

Через пять месяцев после того, как были написаны эти строки, германские власти признали поражение в Великой войне, а империю Гогенцоллернов смела революция, во многом ставшая отзвуком российских событий.

Публикация подготовлена доктором исторических наук А. Ю. Ватлиным при участии кандидатов исторических наук Л. В. Ланника и Н. В. Ахрамович в рамках научно-публикаторского проекта, посвящённого деятельности А. А. Иоффе на посту советского полпреда в Германии и поддержанного Российско-Германской комиссией историков.

Текст: Александр Ватлин,
доктор исторических наук